Мой сводный кошмар

– Славик… – она издает короткий смешок. – Здесь я тебя обскакала. И муж, и ребенок, и все по согласию, как мама мечтала. Хотя меня просто выворачивало оттого, что он читал твои романчики и пытался их со мной обсудить. Представляешь, он даже находил в них что-то, чем восхититься!

Она искажает правду. Или намеренно, или не замечая очевидных вещей. Или ей просто удобно жить в этой искаженной реальности.

– Если бы ты знала элементарные вещи о творческих людях, а не просто представлялась моим именем, ты бы поняла, что вряд ли он так восхищался моими талантами. Он пытался стать ближе к тебе. А ты делаешь все, чтобы его отдалить.

Уголки губ Полины дергаются, попытка выдавить улыбку проваливается, когда она понимает: да, я знаю про этот обман.

– А что касается Кирилла, – мой голос звучит жестко и режет слух даже мне, – он никогда не был твоим.

– Пусть так. – Она что-то подхватывает со скамьи и приближается ко мне. – Но и твоим тоже. Как не был, так и не будет.

Оказавшись напротив, мазнув пальцем по экрану смартфона, она заставляет его засветиться и поднимает вверх, чтобы мне было видно.

Яркая фотография.

Мягкий диван.

Столик с выпивкой и закуской. Скорее всего, бар или клуб.

На диване сидит Кирилл. А его самого оседлала Светлана. Раскинув в стороны длинные ноги, обнимая его за шею. В то время как он, намотав на кулак ее волосы, притягивает ее ближе к себе для страстного поцелуя.

– Думаешь, это все? – слышу голос Полины, и после еще одного движения ее пальцев перед моими глазами появляется второй снимок. – Вот почему ты можешь его сегодня не ждать. Да, наверное, и не только сегодня.

На этом снимке уже другая локация.

Вместо дивана – кровать.

На ней, закинув руку за голову, спит Кирилл. А рядом, прижимаясь к нему, практически обнаженная, если не считать паутинки трусиков, на меня с улыбкой смотрит Светлана.

Эти фотографии – отражение моих мыслей, чем может быть занять Кирилл, когда я ему отказала. Не знаю, откуда у меня берутся силы не выдать своего состояния.

– По-прежнему не отпускаешь мысли стать одной из них? Мониторишь их социальные сети и, как и тысячи их подписчиков, считаешь, что тебя это к ним приближает?

От неожиданности Полина замолкает, смотрит на меня удивленно, кажется, даже трезвеет.

– Я поняла, – облегченно выдыхает она. – Ты думаешь, что это старые снимки! Да нет, свежак! Светлана их разместила только сегодня, и раньше их не было точно. Это я как ее постоянный подписчик тебе говорю! И потом, это же очевидно, что снимкам не три года, как ты решила. Очевидно же!

Да, очевидно.

Хотя Светлана не изменилась – та же прическа, возраст застыл. Но Кирилл здесь такой, как сейчас.

Грусть?

Нет, то, что я чувствую, – совершенно другое.

Но, наверное, мне опять помогает злость. Потому что я не «ломаюсь» на глазах у сестры, как она бы хотела, я просто запрещаю себе сейчас думать о том, что увидела. Убеждаю себя, что я ведь и так ни на что не рассчитывала. И он просто выбрал ту, которую устраивает одноразовый трах.

Просто…

И сложно.

Но если таков его выбор…

Я могла сказать ему о том, что чувствую. Не намеком, а прямо. Могла объяснить, почему отталкиваю, когда сильнее всего на свете хочу согласиться. Но я, к сожалению, не такая, как героини моих романов.

Своим молчанием, своим страхом я тоже сделала выбор.

– Тебе плевать… – говорит Полина, не получив реакции, на которую, очевидно, рассчитывала. – Я поняла, тебе снова плевать! Ну конечно… Сначала я думала… Но нет, если бы ты его хоть когда-то его любила, если бы хоть немного любила, ты бы не была так спокойна. Ты отобрала у меня мужчину, которого я люблю, и тебе совершенно плевать на него! Где он, с кем…

– «Люблю»? – повторяю ее слова, надеясь, очень надеясь на оговорку. – Полина, у тебя же есть Славик и…

– Славик! – смеется она с каким-то отчаянием, и от ее смеха становится страшно. – Славик – моя неудачная попытка забыться! К тому же он так тобой восхищался… мне показалось забавным… Если бы он познакомился с тобой первой, ты бы точно его забрала. А так…

– Хорошо позабавилась, – киваю на ее живот, который пока не видно, слишком маленький срок, но, говорят, ребенок все слышит и понимает. – А о нем ты подумала? Ты вообще о чем-то подумала, кроме своей глупой мести, основанной на детских обидах?

Я так злюсь, что мой голос напоминает треск веток и тоже давно вышел за рамки тихого разговора.

Делаю шаг к Полине – не знаю зачем: встряхнуть ее, дотронуться до нее, обнять… Мне хочется хоть как-то пробиться через то отчуждение, которое она так долго выстраивала.

А она вдруг отшатывается. И начинает пятиться в дальний угол беседки.

– Как он… – глядя на меня огромными глазищами, снова повторяет она. – Ты совсем как он… Может, еще и ударишь меня?

– Славик… – Я останавливаюсь, холодея от того, что услышала, не могу поверить, что он на это способен. – Он что… применял к тебе силу?

– Не он, – отрывисто, так же на эмоциях, отвечает Полина. – И совсем не ко мне. Твой папаша. И он не просто, как ты говоришь, применял силу к нашей матери. Он ее изнасиловал. В принципе, потому ты и родилась.