Мой сводный кошмар

Она все же добивается своего – ноги слабеют, и я прислоняюсь к деревянной опоре, а бокал в моих руках начинает негромко стучать о бутылку.

Когда-то, наверное, как все дети, которые своих отцов даже не видели, я спрашивала у мамы о нем. Просила хоть что-нибудь рассказать. А она ответила, что он был замечательным человеком, потому что подарил ей такую замечательную дочь. Просто они не сошлись, так бывает.

Потом, когда подросла, спрашивала о том же, но так, почти в шутку, просила признаться, кем же он был: летчиком, космонавтом или пожарным? А мама сказала, что главное не то, кем был мой отец, а кем стану я. И вообще, могут же у нее быть свои секреты, меня же она не расспрашивает, на что я трачу карманные деньги и целовалась ли уже с мальчиком, с которым дружу с первого класса.

А позже меня перестало это интересовать. Если бы отец хотел общаться со мной, он бы нашелся. Приходил или звонил хотя бы раз в месяц. Зачем думать о человеке, который не думает о тебе?

Я вычеркнула отца из своих мыслей.

И все, что сейчас говорит Полина, просто какой-то бред, и не больше.

Но калейдоскоп памяти снова включается и оживляет недавний разговор матери и Полины, когда сестра рассматривала фотографии дочери испанского друга Федора Ивановича.

«Красивая. Эффектная. Жгучая брюнетка. Чем-то на тебя похожа. Хотя так, отдаленно. Тут-то сразу видно, что испанские корни, а не так… непонятно, как у тебя. И здесь чувствуется порода. Они не аристократы, мам? Мам! Мам, они не аристократы?»

И как была взволнована мама. Как долго и с какой-то печалью смотрела на меня, пока звучали эти слова. А потом молча ушла…

Но даже если бы что-то и было, даже если и так, Полина не может этого знать. Просто не может. Мама бы с ней не делилась. Точно не с ней, если не захотела говорить об этом даже со мной.

– Ты перебрала с шампанским, – говорю, взглянув на нее. – Тебе не помешает проспаться.

Я разворачиваюсь, чтобы уйти.

И не знаю… наверное, надо позвать маму, Славика, чтобы за ней присмотрели. Потому что для меня уже хватит. Не выдерживаю. Я рядом с ней задыхаюсь.

– Ты никогда не задумывалась, почему мама так настойчиво пытается тебя с кем-нибудь познакомить? Почему постоянно пытается подкинуть тебе какого-нибудь подходящего мужика?

И я останавливаюсь.

А Полина не может. Или не хочет остановиться.

– Маму изнасиловали, когда ей было семнадцать. Она любила другого, но твой отец посчитал, что может и вправе получить то, что хочет. Такой же, как ты. Не смотрел на чувства других, не думал о том, чего хочет кто-то другой. Захотел – да и взял. Грубо взял. Хотя она была девственницей. Не веришь… мне тоже было трудно поверить. Я бы, как и ты, никогда не узнала. И лучше бы не узнала. Случайность – мама просто не отключила телефон после нашего с ней разговора, и несколько часов я вместе с ее психоаналитиком в подробностях слушала, как это было.

Между нами повисает молчание.

Чувств нет, как и слов.

Мысли замирают, будто боясь потревожить. Даже, кажется, ветер стихает. А халат начинает казаться тяжелым, давит на плечи – зря я его надела.

– Знаешь, о чем я мечтала с тринадцати лет? – усмешка Полины напоминает громкое карканье. – О том, чтобы Кирилл был моим и чтобы со мной никогда не случилось такого, как с мамой. Каждую ночь я засыпала с этими мыслями… каждую ночь… Но ты забрала Кирилла, и у меня остался лишь страх. И он все рос и рос… вместе со мной… я так боялась взрослеть… так боялась, что мне исполнится семнадцать и… И мама боялась вместе со мной, я не просто видела это, я знала причину… И мне становилось все страшней и страшнее…

Полина замолкает.

Садится как-то устало на лавку и закрывает глаза, будто откровения ее иссушают.

– Я хотела, чтобы Кирилл стал моим первым мужчиной, – шепчет она. – Я не знала, что он может вернуться… хотя бы на несколько дней… А мой день рождения становился все ближе…

Глава 43. Алиса, настоящее

Не знаю, что можно сказать.

Не знаю, можно ли что-нибудь сделать. Мои эмоции выжаты, и я сажусь на скамью. Напротив нее. В полном молчании, потому что Полина тоже иссякла.

Ничего не говорю и когда она поднимается и покидает беседку. Не оглядываюсь, не пытаюсь остановить ее.

Расстояние сейчас – лучший выход.

Я долго сижу, прислушиваясь к редким звукам дороги и шелесту листьев. О чем я думаю? Наверное, ни о чем и обо всем сразу.

О «слепоте», которая нам в чем-то удобна. О чувствах, которые нельзя заказать, спрогнозировать. Ревности, зависти, злости, неудачных попытках кому-то там соответствовать. О будущем. Прошлом. О том, как одни и те же события могут выглядеть, если смотреть с разных позиций. О личных тайнах, застарелых обидах, эмоциях, которые мы сдерживаем слишком долго и пугаемся, когда они обнажаются. Потому что они уже искривленные, сотни раз пропущены через себя, свои представления, страхи.

А если бы сразу?