Мой сводный кошмар

Но она не девочка с улицы, у нас с ней было что-то более-менее вменяемое, и да, блядь, как ни тяжело признавать – она действительно могла подумать, что я готов нырнуть в дежавю.

Вытерев лицо полотенцем, оборачиваюсь к ней.

Красивая, знакомая, когда-то нам было весело и неплохо. Она действительно знает, как я люблю. Не в смысле высоких чувств, а как мне нравится трахаться. Здесь она осечки не сделала. При других обстоятельствах это было бы действительно доброе утро.

– Я не понимаю, почему ты… – повторяет она. – Мы же подходим друг другу.

– Нет.

Она всматривается в мои глаза, как будто в мои зрачки вставлен детектор. Не опускаю взгляд – может, и правда быстрее поймет. Так лучше, если без слов, потому что голова все еще раскалывается и у меня нет ни времени, ни желания говорить очевидное.

– У тебя кто-то есть… – бормочет она. – И это что-то… серьезное. Ты… нет, не может быть… ты не мог…

Она замолкает, встряхивает головой, отгоняя светлые мысли, и снова пытается притянуть за уши прошлое:

– Мы можем попробовать снова, и…

– Нет.

Тот же ответ, но жестче, чем раньше.

Особенность Светки в том, что она всегда меня понимала. Вот и сейчас понимает, что повлиять на ответ невозможно. Ее глаза изумленно распахиваются, в них отчетливо отражается грусть.

– Это… все?

– Давно уже все.

– А если бы ты не уехал тогда…

– Мы бы еще потрахались пару раз и расстались.

А еще она умеет вовремя уходить, без истерик, слез или нотаций, какая я сволочь. Мы всегда расставались легко, потому что ничего друг для друга не значили. Мы просто убивали с ней время.

Вот и сейчас она разворачивается и молча уходит.

Если бы я планировал оставаться в городе, скорее всего, спустя какое-то время мы бы снова общались как ни в чем не бывало. У нас принято поддерживать нужные связи.

Откинув полотенце, наконец поправляю рубашку. На выходе из ванной натыкаюсь на сонного Макса.

– Почему Светка была в квартире?

– Приехала, когда ты уснул, – пожимает он плечами. – Не выгонять же. Я не такой бессердечный, как ты.

– Видимо, от большого сердца ты вчера в клубе оприходовал не одну, а двух.

– И сердца, и члена, – ухмыляется он. – А хорошо звучит, да? Прям как девиз! Может, и правда, пусть будет моим девизом? У Макса все по максимуму!

– Вполне. Судя по тому, что из-за второй барышни, с которой ты уединялся, рыдает и комплексует сантиметровая лента, тебе такой девиз очень подходит.

У Макса вытягивается лицо. Но такую картину я сегодня уже наблюдал – ничего интересного. Вчера, когда было непонятно, кто кого тащит в сторону туалета, было намного забавней.

– И… – нервно сглатывает Макс. – Сколько кило там было на вид?

– Зачем тебе такая неточная статистика, если ты мог эти «чуть больше чем центнер» попробовать и на вес, и на вкус, и на тяжесть.

– Почему ты меня у нее не отбил? – Макс с несчастным видом плетется к выходу следом за мной.

– Твое большое сердце к ней так рвалось, что мне бы этого не простило.

– Н-да… – вздыхает он, но тут же находит себе оправдание: – Ну ты же знаешь, это все виски. Я сразу сказал, что оно какое-то паленое.

– Ане это расскажешь.

Удачная фраза – Макс затыкается. Молча выходит из квартиры вместе со мной. Молча топчется, ожидая такси. Молчит и пока мы не пересаживаемся в мою машину, что ночь простояла у клуба. И даже когда несемся по городу, не успевшему утонуть в потоке авто, тоже хмуро рассматривает бетон и стекло за окном.

Это хорошо, очень удачно, потому что я не настроен на треп. В тишине, под шорох колес мысли медленно раскладывают по полочкам то, на что не было времени раньше. То, что удачно пряталось, хотя и стояло у всех на виду.

Скорость, с которой несется бэха, оставляет все за спиной, стирает шинами, изгоняет ветром ненужные воспоминания, словно злых духов, которых и без того было немало. Рассветное солнце падает на одну половину лица, оставляя вторую в тени. Как и раньше, как и всегда, делит мир на темное и светлое, а потом смешивает эти тона.

Потому что без темного свет не будет казаться столь ярким. Они друг без друга не могут, не выживут.

Высаживаю хмурого Макса у его дома и так же, не сбавляя скорости, несусь дальше, к себе. И облегченно выдыхаю, когда успеваю.

Алиса на кухне.

Прислонившись к косяку двери, наблюдаю за тем, как она колдует над туркой, не подозревая, что ее заговор гораздо сильнее. Он в каждом ее движении, в каждом жесте, в ее молчании, в этой родинке на лопатке, которую я вижу в странном вырезе майки. И в том, как она замирает, почувствовав, что уже не одна.

Два шага, и я делаю то, от чего становится легче дышать. Прикасаюсь губами к маленькой родинке и целую дрожь ее тела.

А потом разворачиваю ее к себе и смотрю в колдовские глаза.

Все равно уже прятаться поздно.

Мы оба молчим.

Может, потому, что говорят наши взгляды, в которых проносятся кадры из прошлого. Тогда мы тоже молчали. Но на самом деле кричали друг другу.

Мой порыв жить в Испании так же, как здесь… Попытка все это бросить… Старый рингтон… Ночь, когда я захожу в ее комнату…

То, как она кончает от моих пальцев и взгляда… прикасается к себе, когда я смотрю на нее…