Мой сводный кошмар

Ее поцелуи, халат со смешными ушами, полотенце на мне, которое хрен знает, как и держалось…

Встреча с фотографом, у которого я выкупаю снимки, потому что не хочу, чтобы Алису такой видел кто-нибудь, кроме меня… Мой отъезд из дома, чтобы сдержаться и не сломать ее. Можно было: лаской, напором, поцелуями, страстью, из-за которой туманился ее взгляд…

Ее истории, в которых из романа в роман один и тот же мужик – с разными именами, но тем же хреновым характером…

На хер эти намеки и полутона.

Я хочу заполучить ее всю и такой, как сейчас. Ранимую, добрую, забавную, улетающую в придуманный мир, слишком светлую для меня. Но мою.

Блядь, мою, несмотря ни на что.

Обхватив ее за шею, прижимаю к себе, близко, максимум близости – к области сердца: пусть чувствует, знает. Пусть слышит то, что сам услышал недавно.

Тянет что-то в груди, сладко сжимается, неторопливо ворочается и медленно, недоверчиво распрямляется.

И она обнимает меня.

На целых восемь секунд.

А потом начинает вырываться, отчаянно, с какой-то непонятной мне злостью. Уклоняется, когда пытаюсь обхватить ладонями ее лицо и снова приблизить к себе.

– Не могу… – выдыхает с тихим, неправильным всхлипом. – Прости, по-прежнему не могу выносить на тебе ее запах.

Глава 45. Кирилл, настоящее

Она упирается ладонями в область сердца, но ничего не слышит за глупой обидой. Вот и я притворяюсь глухим и растягиваю эти восемь секунд в целых десять.

Обхватываю ладонями ее лицо, едва она чувствует, что свободна, и пытается сделать шаг назад. Хватит, блядь, назад уже нашагались – так, что от этой ходьбы болит все нутро.

– Не могу… – повторяет она.

И я не выдерживаю.

Хочу встряхнуть ее, чтобы очнулась, перестала возводить на бегу новые стены из надуманной хрени. Но вместо этого сильнее сжимаю в ладонях ее лицо, заставляя смотреть на себя. Не опускать взгляд, не прятать его за дрогнувшими ресницами, сотканными из ночи.

– Это все, что тебя волнует? – голос звучит жестко, несмотря на то, что я выдержал паузу и дал себе время чуть успокоиться. – Тебя действительно волнует какой-то запах на мне, а не то, что я рядом с тобой?

Ее глаза становятся темнее, чем раньше, а из-за подступающих слез похожи на стылый туман, который за мной наблюдает.

– Не какой-то, – роняет она. – Этот запах я узнаю из тысячи, настолько сильно я его ненавижу. И я знаю, что до того, как оказаться рядом со мной, ты был с ней.

Херово все.

Рвет на части.

– У нас с тобой порознь такой долгий путь, что была не только она. – Веду костяшками пальцев по ее скулам, впитывая каплю бальзама на душу, когда она на секунду прикрывает глаза. – Но плевать на все… Так же как плевать, кто был у тебя до меня.

Тяжелый выдох согревает мою ладонь, но вряд ли меня смягчает.

Хочется выплеснуть ненужное сразу и больше не возвращаться. А протест в ее глазах усложняет все, не дает успокоиться.

– Маленькая Алиса, – обвожу пальцами ее губы, которые она пытается плотно сомкнуть, – тебе придется повзрослеть очень быстро, потому что и так кучу времени проебали, и просто принять то, что уже не изменишь.

– Я не собираюсь ничего принима…

Замолкает, когда мой палец проникает ей в рот. Скорее в замешательстве, чем осознанно прикасается к нему языком и неохотно отпускает, когда я скольжу влажной подушечкой пальца по ее расслабленной нижней губе. А потом снова погружаю палец ей в рот, и она, встречая мой взгляд, снова обводит его языком, начинает посасывать.

Изумленно распахнутые глаза.

Тяжелое дыхание.

Грудь, натягивающая тонкую майку при каждом ее новом вздохе.

– Вот видишь, сейчас тебя не волнует, как много у меня до тебя было женщин.

Она дергается, и я хватаю ее за плечи. Сжимаю их, как будто так слова смогут проникнуть под кожу, и ставлю печать, раз до нее не доходит.

– Они были. Ты есть. Чувствуешь разницу?

– Конечно, – кивает она. – Она была ночью. Я – днем. Ее ты уже трахнул. Меня еще нет.

– Блядь, да не было у нас этой ночью с ней ничего!

– Ничего? – переспрашивает, будто не слышит, и начинает перечислять: – Ни бара, когда она сидела у тебя на коленях, раздвинув в стороны ляжки? Ни огромной кровати, на которой она лежала, обвив тебя, как лиана? Ни черных стрингов на ней? Впрочем, в то, что стрингов в итоге не было, я как раз и поверю.

Она дает мне секунду, чтобы собраться с мыслями и понять, откуда она это знает, а потом давит новым вопросом:

– А что было? Скажи – я поверю.

И это самый херовый вопрос, на который я ей не отвечу.

Хотя я усвоил урок, что у любой правды как минимум две стороны.

Прежде чем она понимает, чего я хочу, обхватываю ее ладонь и прижимаю к своему паху. Дергается – не отпускаю. Как и взгляд, которым она меня обжигает.

Слез уже нет – хорошо.

Остальное неважно, пусть злится, пусть притворяется. Но ее выдает мгновенный румянец и то, как тут же приоткрывается рот.

– Утром мне приснилось, что ты мне сосешь. Заглатываешь глубоко, все делаешь быстро, будишь меня так, как я люблю просыпаться. И стонешь от удовольствия, когда я толкаюсь в твой рот, чтобы засадить еще глубже.