Мой сводный кошмар

Работы скопилось прилично. Звонки, обсуждения, все же я решаю взять новый проект – и там тоже нужно прикинуть, как лучше. Процесс затягивает, помогает отключиться от того, что происходит здесь и сейчас, и я не сразу разбираю, что странный звук, который слышу уже несколько раз, – это стук в мою дверь.

А когда поворачиваю голову и разрешаю войти, вижу на пороге Полину. В обтягивающем платье алого цвета, с алой помадой, которая приписывает ей минимум несколько лет, благоухающую стойкими дорогими духами, которые безошибочно узнаю, потому что они в фаворитах у Светки.

– Привет, ты совсем не выходишь из комнаты, – улыбается гостья. – Мы с мамой сейчас уезжаем, но я подумала, может, тебе принести завтрак? Или ты спустишься вниз?

– Спущусь позже.

– Когда мы уедем? – шутит она.

А потом натыкается на мой взгляд и сникает. Мнется, чувствует себя явно неловко, но не уходит.

Смотрю на нее: тень выросла, стала красивой, но так же лишь путается у меня под ногами. Только раньше я просто не замечал ее, а сейчас раздражает. И я не делаю даже попытки это скрывать.

– Кирилл, я… – она запинается.

– Чего ты хочешь, Полина? – смотрю на нее в упор, отчего ей не становится легче.

– Я… – Она проходит в комнату, гладит стол, подбираясь пальцами к моей ладони и не решаясь к ней прикоснуться. А когда я убираю руку, так удивляется, что снова смотрит в глаза. – Я просто соскучилась. Тебя так долго не было.

– Проснулись сестринские чувства?

– Нет! – выпаливает поспешно и как-то ожесточенно, кусает губы, смотрит с мольбой, которая не трогает, потому что внутри пустота.

– Не удивила.

– Ты не понимаешь, Кирилл, – вздыхает она. – Я запуталась… просто ошиблась, запуталась… тебя ведь так долго не было…

– Твоими стараниями.

Она застывает.

Застывает боль в ее светлых глазах, застывает все ее тело, даже ресницы – как у красивой, дорогой куклы. В принципе, то, во что она превратилась.

Выражение взгляда меняется – осознание, неприятие, отказ и упрямство, а еще четкая уверенность, что все было не так. Сейчас на меня смотрит не девочка, которая минуту назад лепетала мне об ошибке, а женщина, которая вбила себе в голову, что всегда права априори. А кто считает иначе – с дороги, чтобы ей было проще идти по телам тех, кто слишком любит ее, чтобы столкнуть.

Меня это не касается, поэтому не пронимает ни обида на кукольном личике маленькой девочки-женщины, ни смесок каких-то эмоций, которые никак не найдут выхода на свободу.

– Чего ты добиваешься, можешь внятно сказать? – разрушаю эту театральную паузу.

А на самом деле крошу что-то более мощное, какую-то скрытую дамбу, потому что Полину неожиданно прорывает.

– Неужели это так трудно понять?! – взрывается она, гневно сверкая глазами, и делает шаг к моему креслу. – Тебя. Я добиваюсь тебя!

Опускаю взгляд на ее пока еще плоский живот.

– Это не помешает, – уверяет она. – Это…

– «Это»… – повторяю за ней, и плевать, что она дергается от того, как жестко и сухо звучит мой голос. – Ты правда рехнулась или мне только кажется? Хочешь сказать, что готова променять ребенка, человека, который тебя любит, на то, чтобы разок постоять на коленях и мне отсосать?

Мои слова – пощечина для любой.

А она молчит.

Молчит и смотрит на меня изумленно распахнутыми глазами, в которых все что угодно, но не злость и обида.

– Твою мать… – выдыхаю я, когда понимаю ответ.

Я поднимаюсь так резко, что она чуть отшатывается. Втягивает плечи, когда нависаю над ней.

– Вот сейчас у тебя правильная реакция. – Обхватываю пальцами ее подбородок и заставляю смотреть на себя, может, так быстрее дойдет. – Ты – маленькая избалованная дурочка. Придумала себе какую-то сказку, в которой за минет вручают обручальное кольцо. На самом деле я смутно помню тех, кого трахал во всех позах, и мне было плевать на имена тех, кому я просто вставлял в рот пару раз.

Ее глаза как два огромных колодца, в которых впервые прослеживается хоть какая-то глубина.

– А что касается тебя…

Я медленно выдыхаю, чтобы просто не сорваться и не сказать так, как она заслужила. Скидка на возраст и на живот.

– С тобой не было бы даже этого. Ни тогда. Ни сейчас.

Отпускаю ее лицо, бесстрастно смотрю, как она потирает дрожащими пальцами свой подбородок.

– Ты… ты… – бормочет невнятно.

– Непонятно сказал? Ты мне неинтересна, Полина, – обрываю бессвязный монолог и попытку расплакаться. – Будешь уходить – закрой дверь.

Самый лучший звук – это грохот. Потому что после него я наконец остаюсь снова один. Втягиваюсь в работу, чтобы выбить мысли о малолетке, которая оказалась куда опасней опытных хищниц.

Грубо, жестко. Но жалости нет. Как и надежды на то, что она в корне изменится или хотя бы о чем-то задумается.

Разве что жизнь перетрет ее так, что она сама обновится. Пока у нее большие шансы на это.

Снова втягиваюсь в работу. Если бы не Евгения Петровна, забыл бы даже позавтракать, а так что-то ел. Дом пустой, но замечаю я это, лишь когда в нем снова все собираются. Все, за исключением одного человека.

Семь часов вечера.

Восемь.

Девять.

Алисы все еще нет, и, блядь, кажется, это никого не волнует, кроме меня.