Мой театр. По страницам дневника. Книга I

Вернувшись в Москву, в коридоре увидел Уланову, появившуюся в театре после длительного отсутствия. «Как дела?» – спросила Галина Сергеевна. «Готовлю Дезире, Голубую птицу…» – я даже не успел добавить «может быть, вы придете?». Она сказала: «Я приду!» Она поняла по моим глазам, что ей надо прийти ко мне на репетицию.

И Галина Сергеевна стала приходить. С Улановой мы работали очень кропотливо, искали нюансы. Когда готовили первый выход Дезире, она сказала: «Эта вариация выходная, он скачет на лошади. Он прискакал, когда все уже прибыли, дамы ехали в каретах, а он скакал…» Я предложил: «Может, взять в руки стек?» – «Отлично, возьми!» И я танцевал со стеком. Потом ей не понравилась финальная поза: «Не надо садиться на колено в конце вариации. Ты высокий, остановись в V позиции».

В день моей премьеры в «Спящей красавице» в антракте объявили по радио, что Уланова просит всех участников «Охоты» спуститься пораньше на сцену. Артисты спустились – это же Галина Сергеевна! Она их попросила встать группами, как положено по мизансцене, когда я – Дезире – впервые появляюсь в спектакле. И с каждым исполнителем Галина Сергеевна разговаривала, делала какие-то пожелания типа: «Вы кланяетесь, смотрите на Дезире влюбленно, а вы в этот момент отвернитесь…» Мне она тоже подсказывала: «Коленька, вы же придворных дам разглядываете: здесь пройдите, так вот посмотрите, а здесь приостановитесь ненадолго и пойдите более быстро. У вас закралось сомнение, потом подумали – нет, пошел дальше. И вдруг вы увидели герцогиню…» Уланова на ходу четко режиссировала сцену.

…В Авроры мне определили Н. Семизорову. Она была очень недовольна, хотела танцевать со своим мужем М. Перетокиным. Но Марк и классический танец, как говорится, это «две вещи несовместные». А репетировала Нина с Улановой, и, когда я пришел, Нина поняла, что меня из зала не выгнать, но и сдаваться без боя она не собиралась: «Если станцуем с тобой с первого раза аdagio, будем танцевать, не станцуем – нет!»

С Семизоровой я танцевал только «Легенду о любви», но там в дуэте нет вращений. Начали танцевать, я на ходу Нину ловил, она как партнерша была очень удобна, длинноногая, по росту подходила. Аdagio мы прошли очень легко, и Семизоровой пришлось согласиться. Да и Галине Сергеевне не отказать, к тому же мы оба – ученики Семёновой, в общем, отступать Нине было некуда…

Вернусь к спектаклю. Откорректировав мизансцену «Охота», перед тем как уйти смотреть спектакль в ложу, Уланова сказала: «Коленька, вы знаете, сегодня Марина Тимофеевна очень активная, я не буду садиться рядом с ней. Вы не думайте, я не ушла, я сяду позади».

Под словами «очень активная» Галина Сергеевна подразумевала, что Семёнова всегда подчеркивала, что я – ее ученик. На моих спектаклях Марина всегда садилась в первый ряд, аплодируя, подчас просто «выпадала» из ложи. Многих такое откровенное проявление чувств раздражало.

«Спящую красавицу» мы с Ниной станцевали очень прилично, это был вообще МОЙ спектакль, тут даже у недоброжелателей не оказалось повода для возмущения. Уланова выглядела просто счастливой.

65

Той же ночью мы улетали в Египет. Это были последние гастроли, на которые поехала Галина Сергеевна. Повезли туда «Щелкунчика». Все было как обычно, я открывал и закрывал гастроли, поскольку это считается самыми ответственными моментами, приходят важные персоны, пресса. А потом меня отправляли танцевать Французскую куклу, зарабатывать деньги давали другим, более покладистым артистам.

Не обремененный репертуаром, я проводил много времени с Улановой. Египет был для нее особенной страной: здесь она когда-то последний раз выступала, танцуя «Умирающего лебедя». Это была и последняя в ее жизни гастрольная поездка. Все у нее заканчивалось на Египте. Галина Сергеевна неважно себя чувствовала – несмотря на апрель, стояла настоящая жара. Ей, наверное, не надо было ехать, 86 лет все-таки. Но, когда ее самочувствие позволяло, мы гуляли, даже на пирамиды ездили.

Еще очень интересный момент тех гастролей. Утром я танцевал генеральную репетицию «Щелкунчика». Естественно, в костюме и полном гриме. В зале сидела публика, имевшая отношение к искусству. Спектакль шел просто на ура, аплодировали бурно, кричали «браво».

Вечером на тот же «Щелкунчик» пришел президент Египта Хосни Мубарак, официальный спектакль. В Каирскую оперу без костюма и галстука не пускают. Я уже говорил, что было очень жарко, а наши руководители вечером пришли в костюмах, без галстука, их в театр и не пустили.

Во время этого спектакля зрительный зал смотрел не столько на сцену, сколько на ложу, где сидел Мубарак. Если он три раза ударял в ладоши, весь зрительный зал делал точно так же – три раза. Не больше. Танцевать при таком зрителе было невероятно тяжело, гнетущая тишина висела в воздухе в тех местах, где обычно публика просто взрывалась аплодисментами. В течение одного дня: утром триумф – вечером мертвая тишина. Страна-то восточная, но я в таких тонкостях тогда не разбирался.