Даже не могу представить, что бы произошло, будь на месте Павловой другая балерина. Семёнова не моргнув глазом говорит: «Так возьми репетицию». Последний раз Марина Тимофеевна виделась с Надей, когда мы готовили «Видение Розы». Больше они не общались. И тут – раз! «Мы не доделали»! Надя говорит: «Я на завтра выпишу». «Выписывай», – отозвалась Семёнова без тени раздражения.
Утром Марине подтвердили ее репетицию с Павловой. Семёнова сидит утром на классе, слышу, говорит нашему концертмейстеру даже с какой-то гордостью: «У меня сегодня репетиция с БАЛЕРИНОЙ». Она готовилась к этому, понимаете? Такая влюбленность была у нее в эту девочку. Марина никогда в жизни ни одного не то что резкого слова, даже шутки в адрес Павловой себе не позволила.
Марина Тимофеевна ходила на наши репетиции «Сильфиды» как часы. Они прыгали-бегали по залу вдвоем. Всё доделали! Станцевали мы с Надей спектакль, опять – ни «спасибо», ни «до свидания», люди разошлись в разные стороны, и жизнь пошла своим чередом. Если бы мне об этом кто-то рассказал, а я этого сам не наблюдал, я бы очень удивился.
Семёнова и Павлова были редчайшим творческим тандемом – они понимали друг друга без слов. Марина на репетиции ей говорит: «А…» Надя показывает: «Плечо?» – «Да», – отвечает Семёнова. Потом Надя что-то делает, Марина говорит: «Нет, нет». Та: «Вот так?» – показывает сразу. Семёнова: «Да-да-да, вот это лучше!» Такая была между ними невербальная взаимосвязь, удивительное сочетание, понимание друг друга.
Мы вплотную подошли к «Жизели». Естественно, при этом я постоянно танцую Короля в «Лебедином озере» В. В. Васильева, как «Отче наш», его исполняю.
Осталось несколько дней до спектакля, пришла Р. К. Карельская, педагог-репетитор Павловой: «Надь, может, вариацию пройдем?» Надя говорит: «Зачем? Что, я ее так не станцую?» – «Ну, ты весь балет с Колей прошла, а в I акте вариацию не взяла». Надя поморщилась: «Ой, да ну, Римма Клавдиевна, я ее и так проскочу». Карельская усмехнулась: «Ну а когда ты последний раз так долго репетировала „Жизель“?» – «Лет двадцать пять назад, когда готовила», – прямодушно ответила Павлова.
«Жизель» Надя станцевала первый раз еще в Перми, потом в Ленинграде в Кировском театре с Ю. Соловьевым. У меня есть книга с фотографией Павловой и Соловьева в «Жизели». Ей там лет шестнадцать, а ему около тридцати двух. Жизнь Надежды Васильевны как балерины Большого театра тоже началась с «Жизели». Она репетировала спектакль с Улановой, но потом их пути разошлись, Павлова стала работать с Семёновой. А когда распался дуэт Павлова – Гордеев, Надя ушла от нее к Карельской…
Пришло время мне озаботиться по поводу билетов для родных и близких. Получить служебные пропуска, то есть бесплатные входные, как было прежде, в театре становилось все сложнее, вскоре их и вовсе отменили.
Зная, что на «Жизель» всегда было довольно просто купить билеты, я пошел в обычную театральную кассу на выходе к Большому театру, в вестибюле метро «Охотный Ряд» стоял киоск. Я подумал: «Боже, наконец, приглашу всех докторов, всех педагогов, всех маминых подруг, косметичек: ну, всех-всех!» Я, как воспитанный человек, всех обзвонил, предупредил, пригласил.
Вбегаю в метро и вижу – на картонках разного цвета фломастерами написано, на какие спектакли московских театров есть билеты. В том числе и в Большой театр. Вижу: «22 мая, „Жизель“, ГАБТ» – мой спектакль! «А какие есть места на „Жизель“?» – интересуюсь я у тетеньки. Она говорит: вот такие, такие и такие. «Ой, прекрасно, – обрадовался я, – беру все!» Лезу в карман за деньгами. Эти билеты на ярусы стоили по сегодняшним меркам рублей по 100–120, ну 300 рублей от силы. Конечно, с этих мест было видно только люстру зрительного зала да макушки публики в партере. Но большинство моих знакомых, которых я пригласил на свою премьеру, были людьми театральными, практически у каждого из них была своя «тетя Сима» или «тетя Лена», которая всегда находила для них место в своих ложах. Главное – пройти в театр, а там уже все шло по накатанному.