Для конкурсной программы я выбрал: на I тур «Щелкунчика», на II тур – «Сильфиду», на III тур – «Grand Pas Classic» на музыку Д. Обера. Первые два тура моей партнершей была Настя Яценко, на III туре – Марьяна Рыжкина. Девочки не принимали участия в конкурсе, танцевали со мной исключительно из дружеских побуждений и абсолютно бесплатно. Я им за то безмерно благодарен. Они рисковали своей карьерой, наше театральное руководство могло их наказать за своевольное участие в конкурсе Григоровича. В нем, кроме меня, самовыдвиженца, не участвовал ни один артист ГАБТа. Настя и Марьяна были ученицами Р. С. Стручковой, которая меня в то время не жаловала и не приходила на наши репетиции. Как «штрих к портрету» – станцевав I тур утром под номером «38», вечером я вел балет «Паганини» в Большом театре. Спасибо хоть «Лебединого озера» в тот вечер на афише ГАБТа не оказалось…
К конкурсу я готовился с В. Барыкиным. Уланова в зале не появлялась, она была вице-председателем жюри и считала, что не имеет права репетировать со мной программу для выступлений.
Самым сложным для меня оказался выбор современного номера. Вообще не понимаю – зачем современные номера танцевать на таких конкурсах. Критерий какой? На конкурсе в Лозанне, например, участникам предлагают на выбор три-четыре номера современных хореографов. Мало того, дают педагогов, которые с ними репетируют. Это я могу понять. Но когда один артист танцует Ю. Григоровича, другой – М. Бежара, третий – Г. Майорова… Это же несопоставимые вещи, как их оценивать? В итоге решили, что я буду на конкурсе танцевать «Жертвоприношение» С. Боброва, только без кордебалета и под названием «Тотем». Как мне потом передали, этот номер жутко не понравился Григоровичу, а всем другим членам жюри, наоборот, очень понравился.
На том конкурсе для меня все складывалось неладно. Наверное, из тактических соображений Григорович пригласил в жюри всех своих петербургских друзей: И. Зубковскую, А. Макарова, Н. Макарову, итальянку А. М. Прина…
И началась борьба интересов «Москва – Петербург». Уланова, как вице-председатель, имела право на два голоса, но сначала не принимала участия в выставлении оценок из соображений лояльности. Когда конкурс подошел к III туру, Галина Сергеевна резко изменила свою позицию. Она увидела таблицу: все «ленинградцы» дружно ставили мне очень низкие оценки. С таким раскладом я в лучшем случае мог рассчитывать на диплом.
От Мариинского театра в конкурсе участвовал Андрей Баталов. Его «ленинградская» часть жюри, в отличие от меня, одаривала щедрыми баллами. Андрей был коренастый танцовщик с большим прыжком, не лишенный сценического обаяния. Но вся его программа – «Дон Кихот», «Корсар»,
Я оказался свидетелем очень забавного случая. Баталов танцевал в дуэте с Э. Тарасовой. Они репетировали с Н. А. Кургапкиной, так как Эльвира была ее ученицей. Нинель Александровна, пользовавшаяся из-за тугоухости слуховым аппаратом, как всегда, экономя батарейку, выключала звук. Баталов начал танцевать, Кургапкина ему: «Что у тебя такие руки в „Дон Кихоте“ зачем?» – «Я „Корсар“ репетирую!» – «Да делай что хочешь, в „Дон Кихоте“ так нельзя!» – отозвалась Нинель Александровна.
М. Л. Лавровский, один из немногих представителей Москвы в жюри конкурса, мне рассказывал, что «ленинградская группировка» твердила: «Москва не может победить Ленинград!» Вот тут Уланова стала ставить оценки и на одном из заседаний жюри держала речь, что «нельзя сравнивать танцовщика Цискаридзе с гротесковым артистом Баталовым». Обратившись к Макаровой, Галина Сергеевна спросила: «Если бы вы выбирали между Баталовым и Цискаридзе, с кем бы вы танцевали?». «С Цискаридзе», – ответила та. «Так почему вы его топите? У него оценки меньше, чем у Баталова. Ваши оценки – это ваша компетентность в балете!»
В итоге Баталову присудили Гран-при, мне дали I премию. Жизнь сама расставила, как говорят, все точки над «i». В конкурсном протоколе жюри есть такая фраза Улановой: «Вы понимаете, если Цискаридзе – это наше будущее, то о Баталове мы не вспомним завтра…»
Сегодня я часто сижу в жюри разных международных конкурсов и никогда не отдам предпочтения трюкачу перед артистом. Никогда.
Наш дуэт с Машей Александровой, ученицей С. Н. Головкиной, сложился еще в школе. Она выпускалась в 1996 году, но Софья Николаевна оставила ее у себя еще на год, на стажировку, чтобы Маша пошла на конкурс по «младшей группе», от Московской государственной академии хореографии. Она тогда получила I премию и золотую медаль.
На выпускных концертах школы мы с Александровой готовились станцевать «Обера», а потом со МГАХ ехать на гастроли в Японию. Тут выяснилось, что мне предстоит краткосрочная поездка в Прагу. Станцевав там вечером, я прилетал на следующий день в Москву и сразу поехал в ГАБТ на выпускной школьный концерт, танцевать «Обера».