Читаем Мой театр. По страницам дневника. Книга I полностью

И тут возвращаемся с гастролей мы. 1 ноября я уже танцевал «Спящую красавицу». Уланова пришла на спектакль, была мной очень довольна, но, уходя, сказала: «Я не буду ходить на эту „Жизель“, Коля!» Что означало, что в театре она в ближайшее время не появится. Я взмолился: «Галина Сергеевна! Мне дали „Баядерку“, она у меня должна быть 21 ноября…» – «Хорошо, хорошо, я буду ходить к тебе на репетиции!»

Дело в том, что весной 1996 года меня вызвал к себе Гордеев, тогда еще он руководил труппой, и сказал, что буквально через неделю в афише стоит «Баядерка» и что мы с Яной Казанцевой, артисткой его «Русского балета», должны ее станцевать. Я побежал в зал, с Яной работала Уланова. Начали репетировать, приготовили весь спектакль. За пару дней до премьеры Галина Сергеевна сказала: «Коля, я подумала, неправильно в такой спешке выпускать спектакль. Вы будете волноваться, получится полуфабрикат. Давайте мы на следующий год это станцуем». Я развел руками: нет так нет, что сделать? На самом деле я был даже обрадован решением Улановой. Никогда не любил скоропалительных вводов, тем более в «Баядерке».

Когда на смену Гордееву к руководству труппой пришел Богатырёв, надо было заново «наводить мосты» по поводу «Баядерки». На счастье, на гастролях в Японии меня очень высоко оценили импресарио и пресса за «Лебединое озеро» В. Васильева. Я создавал в этом спектакле интригу и являлся теперь главным Злым гением Bolshoi Ballet. Воспользовавшись моментом, при Владимире Викторовиче я обратился к Богатырёву с просьбой станцевать Солора. Ему ничего не оставалось, как дать свое согласие. «Баядерку» на самом деле было очень сложно получить. Она была «оккупирована» не только премьерами, но еще рядом артистов, чьи имена ни тогда, ни сегодня для искусства ничего не значат.

76

В ноябре 1997 года в афише ГАБТа стояли три «Баядерки». Первую исполняли Н. Грачёва с А. Уваровым; вторую – У. Лопаткина с И. Зеленским и М. Аллаш; третья «Баядерка», 26-го числа, была дана мне, Н. Грачева – Никия, Г. Степаненко – Гамзатти. Так было в афише.

Лопаткина собиралась танцевать в Большом театре, поскольку ей должны были вручить премию «Божественная». Этот проект создал продюсер Сергей Данилян. Сначала премия называлась «Божественная Айседора». Но родственники Дункан подали в суд. И из «Божественной Айседоры» она превратилась просто в «Божественную».

Мне было очень интересно посмотреть «на Петербург», тем более что самому вскоре предстояло выйти в «Баядерке». Что греха таить, спектакль шел неровно и непросто. Дело в том, что человек, который не выходит регулярно на сцену ГАБТа, не может на сто процентов выдержать на ней спектакль, потому что физически – это два футбольных поля, две сцены Мариинского театра. Тем более «Баядерка» в постановке Григоровича: когда ты выходишь на «Тени», и все эти квадратные метры открыты – надо обладать ломовым здоровьем, чтобы овладеть таким огромным пространством.

Меня, конечно, больше всех интересовал Солор – И. Зеленский. Каково же было мое разочарование, когда из II акта оказалась убрана его вариация! Такого никогда никому не разрешали. Танцуешь Солора в версии Григоровича, изволь исполнить все так, как поставлено, или не надо танцевать вообще.

I акт я смотрел в партере, потом, уступив место приятельнице, переместился в бельэтаж, в ложу рядом с Царской. Вошел туда и ахнул: там сидели все балетные критики г. Москвы и Московской области.

Когда у Никии – Лопаткиной – началась сцена со змеей, в «высокопрофессиональных» рядах зашептали: «Ой, как она гнется! Так не гнется никто в мире! Боже, какая спина! Так же никто не гнется!» Надо отдать должное: да, конечно, Ульяна очень красиво это делала, но Грачёва танцевала не хуже.

В какой-то момент я не выдержал и шепотом произнес: «Простите…» Но тут упала Гамзатти – Маша Аллаш; причем видно было, что партнер просто взял и отпустил руки с ее талии на вращении. Мало того, он даже не предложил руку, чтобы Маша поднялась. Есть видеозапись, там все видно. Естественно, в ложе тут же зашипели: «Какой ужас! Что это такое?» Все были накачаны: «Большой театр „на мыло“! Да здравствует великий Мариинский театр!»

Я не сдержался: «Слушайте, вы вообще в театр не приходите. Три дня назад танцевала Грачева. Вы не могли прийти и посмотреть? Она и так гнется, и этак гнется…» – «Что вы! Грачевой такое даже не снилось! Она вообще не умеет корпус сгибать!» А то, как гнулась «в змее» Надя, – никогда никто не гнулся. Мало того, там, где надо стоять, Лопаткина в тот вечер вибрировала, а Грачёва стояла как вкопанная, в те годы особенно здорово стояла.

Я был тогда интеллигентный мальчик и, обратившись к «высокой аудитории», предложил: «Прежде чем что-то говорить, вы хотя бы посмотрите! – и добавил: – Если вы хотите увидеть, что такое гибкость и как надо гнуться, приходите 26 ноября – я вам погнусь!» Если бы критики г. Москвы и Московской области знали! Именно в этот момент – я придумал финальную сцену своего Солора в балете «Баядерка».

77

Перейти на страницу:

Похожие книги

Адмирал Советского флота
Адмирал Советского флота

Николай Герасимович Кузнецов – адмирал Флота Советского Союза, один из тех, кому мы обязаны победой в Великой Отечественной войне. В 1939 г., по личному указанию Сталина, 34-летний Кузнецов был назначен народным комиссаром ВМФ СССР. Во время войны он входил в Ставку Верховного Главнокомандования, оперативно и энергично руководил флотом. За свои выдающиеся заслуги Н.Г. Кузнецов получил высшее воинское звание на флоте и стал Героем Советского Союза.После окончания войны судьба Н.Г. Кузнецова складывалась непросто – резкий и принципиальный характер адмирала приводил к конфликтам с высшим руководством страны. В 1947 г. он даже был снят с должности и понижен в звании, но затем восстановлен приказом И.В. Сталина. Однако уже во времена правления Н. Хрущева несгибаемый адмирал был уволен в отставку с унизительной формулировкой «без права работать во флоте».В своей книге Н.Г. Кузнецов показывает события Великой Отечественной войны от первого ее дня до окончательного разгрома гитлеровской Германии и поражения милитаристской Японии. Оборона Ханко, Либавы, Таллина, Одессы, Севастополя, Москвы, Ленинграда, Сталинграда, крупнейшие операции флотов на Севере, Балтике и Черном море – все это есть в книге легендарного советского адмирала. Кроме того, он вспоминает о своих встречах с высшими государственными, партийными и военными руководителями СССР, рассказывает о методах и стиле работы И.В. Сталина, Г.К. Жукова и многих других известных деятелей своего времени.

Николай Герасимович Кузнецов

Биографии и Мемуары
100 рассказов о стыковке
100 рассказов о стыковке

Р' ваших руках, уважаемый читатель, — вторая часть книги В«100 рассказов о стыковке и о РґСЂСѓРіРёС… приключениях в космосе и на Земле». Первая часть этой книги, охватившая период РѕС' зарождения отечественной космонавтики до 1974 года, увидела свет в 2003 году. Автор выполнил СЃРІРѕРµ обещание и довел повествование почти до наших дней, осветив во второй части, которую ему не удалось увидеть изданной, два крупных периода в развитии нашей космонавтики: с 1975 по 1992 год и с 1992 года до начала XXI века. Как непосредственный участник всех наиболее важных событий в области космонавтики, он делится СЃРІРѕРёРјРё впечатлениями и размышлениями о развитии науки и техники в нашей стране, освоении космоса, о людях, делавших историю, о непростых жизненных перипетиях, выпавших на долю автора и его коллег. Владимир Сергеевич Сыромятников (1933—2006) — член–корреспондент Р РѕСЃСЃРёР№СЃРєРѕР№ академии наук, профессор, доктор технических наук, заслуженный деятель науки Р РѕСЃСЃРёР№СЃРєРѕР№ Федерации, лауреат Ленинской премии, академик Академии космонавтики, академик Международной академии астронавтики, действительный член Американского института астронавтики и аэронавтики. Р

Владимир Сергеевич Сыромятников

Биографии и Мемуары
Идея истории
Идея истории

Как продукты воображения, работы историка и романиста нисколько не отличаются. В чём они различаются, так это в том, что картина, созданная историком, имеет в виду быть истинной.(Р. Дж. Коллингвуд)Существующая ныне история зародилась почти четыре тысячи лет назад в Западной Азии и Европе. Как это произошло? Каковы стадии формирования того, что мы называем историей? В чем суть исторического познания, чему оно служит? На эти и другие вопросы предлагает свои ответы крупнейший британский философ, историк и археолог Робин Джордж Коллингвуд (1889—1943) в знаменитом исследовании «Идея истории» (The Idea of History).Коллингвуд обосновывает свою философскую позицию тем, что, в отличие от естествознания, описывающего в форме законов природы внешнюю сторону событий, историк всегда имеет дело с человеческим действием, для адекватного понимания которого необходимо понять мысль исторического деятеля, совершившего данное действие. «Исторический процесс сам по себе есть процесс мысли, и он существует лишь в той мере, в какой сознание, участвующее в нём, осознаёт себя его частью». Содержание I—IV-й частей работы посвящено историографии философского осмысления истории. Причём, помимо классических трудов историков и философов прошлого, автор подробно разбирает в IV-й части взгляды на философию истории современных ему мыслителей Англии, Германии, Франции и Италии. В V-й части — «Эпилегомены» — он предлагает собственное исследование проблем исторической науки (роли воображения и доказательства, предмета истории, истории и свободы, применимости понятия прогресса к истории).Согласно концепции Коллингвуда, опиравшегося на идеи Гегеля, истина не открывается сразу и целиком, а вырабатывается постепенно, созревает во времени и развивается, так что противоположность истины и заблуждения становится относительной. Новое воззрение не отбрасывает старое, как негодный хлам, а сохраняет в старом все жизнеспособное, продолжая тем самым его бытие в ином контексте и в изменившихся условиях. То, что отживает и отбрасывается в ходе исторического развития, составляет заблуждение прошлого, а то, что сохраняется в настоящем, образует его (прошлого) истину. Но и сегодняшняя истина подвластна общему закону развития, ей тоже суждено претерпеть в будущем беспощадную ревизию, многое утратить и возродиться в сильно изменённом, чтоб не сказать неузнаваемом, виде. Философия призвана резюмировать ход исторического процесса, систематизировать и объединять ранее обнаружившиеся точки зрения во все более богатую и гармоническую картину мира. Специфика истории по Коллингвуду заключается в парадоксальном слиянии свойств искусства и науки, образующем «нечто третье» — историческое сознание как особую «самодовлеющую, самоопределющуюся и самообосновывающую форму мысли».

Р Дж Коллингвуд , Роберт Джордж Коллингвуд , Робин Джордж Коллингвуд , Ю. А. Асеев

Биографии и Мемуары / История / Философия / Образование и наука / Документальное
Рахманинов
Рахманинов

Книга о выдающемся музыканте XX века, чьё уникальное творчество (великий композитор, блестящий пианист, вдумчивый дирижёр,) давно покорило материки и народы, а громкая слава и популярность исполнительства могут соперничать лишь с мировой славой П. И. Чайковского. «Странствующий музыкант» — так с юности повторял Сергей Рахманинов. Бесприютное детство, неустроенная жизнь, скитания из дома в дом: Зверев, Сатины, временное пристанище у друзей, комнаты внаём… Те же скитания и внутри личной жизни. На чужбине он как будто напророчил сам себе знакомое поприще — стал скитальцем, странствующим музыкантом, который принёс с собой русский мелос и русскую душу, без которых не мог сочинять. Судьба отечества не могла не задевать его «заграничной жизни». Помощь русским по всему миру, посылки нуждающимся, пожертвования на оборону и Красную армию — всех благодеяний музыканта не перечислить. Но главное — музыка Рахманинова поддерживала людские души. Соединяя их в годины беды и победы, автор книги сумел ёмко и выразительно воссоздать образ музыканта и Человека с большой буквы.знак информационной продукции 16 +

Сергей Романович Федякин

Биографии и Мемуары / Музыка / Прочее / Документальное