Читаем Мой театр. По страницам дневника. Книга I полностью

К тому времени из всех городов России в провинции я бывал только в Самаре. Хорошо еще, что танцевать полагалось с местной примой-балериной Таней Предеиной, ученицей Сахаровой. Она с Максимовой репетировала, когда работала в Кремлевском балете. Встретив меня, Костин сразу пошел в бой: «Знаешь, у них денег нет. Может быть, ты станцуешь бесплатно?» – «Владушка, я для вас станцую». – «Вот и хорошо!» – обрадовался мой приятель.

Прилетаю в Челябинск, 1999 год, март – минус 38 градусов! Заселился в гостиницу «Урал», недалеко от театра. Окна в моем «люксе» оказались заклеены бумагой и по-домашнему проложены ватой. Горячая вода была только в нескольких номерах, к счастью и в моем. Сразу пошли в театр на репетицию, иду и вижу – весь город в моих фотографиях. На афише написано, что «благотворительно» танцую. В театре отнеслись ко мне как к родному. Все цеха меня полюбили, узнав, что я танцую бесплатно – таких благородных людей к ним еще не заезжало. Всем хотелось меня, как «сына полка», подкормить, угостить: приносили огурчики соленые, варенье, печенье…

Директором балета был Александр Мунтагиров. Костин называл его «крыса Чучундра». В «Рики-тики-тави» Р. Киплинга есть крыса-паникерша, она там все время бегает и ноет: «Нас сейчас съедят! Нас сейчас съедят! Нас сейчас съедят!» У Мунтагирова это было любимое выражение. Еще в Москве я предупредил, что генеральную репетицию танцевать не буду. Прилетев, переспросил Костина еще раз: «Вы сказали, что я не буду генеральную танцевать?» – «Сказал!»

На самом деле Влад, оформлявший балет, больше всего был обеспокоен фонтаном на сцене. Он жаждал всех поразить фонтаном с настоящей водой. Версаль в духе Людовика XIV в замерзающем Челябинске! Посмотрев декорации, я сказал: «Владушка, сцена два на два метра. Фонтан ваш не вмещается!» После уговоров он согласился отодвинуть фонтан несколько вбок. Прибылов не знал, как меня благодарить: «Коляша, как хорошо, что ты приехал! Ведь Владушка не хотел и слышать, что на сцене должны еще и танцевать!»

Я порепетировал с Предеиной, то есть походил, попробовав два тура. До генеральной репетиции со вторым составом исполнителей оставалось часа два. Сижу в раздевалке, раскладываю вещи, гримировальные принадлежности. Тихо, скорбной тенью заходит Костин: «Коленька, как ты себя чувствуешь?» – «Хорошо». – «Знаешь, мне надо с тобой поговорить». – «Владушка, что случилось?» – «Понимаешь, тут такая ситуация, в общем, может быть скандал». – «Вы мне сейчас хотите сказать, что мне придется танцевать генеральную репетицию?» – «Ну, видимо, придется». На всякий случай я спросил: «Почему?» Тут Костин тихо позвал… И в ту же секунду появился Мунтагиров, слезы текли по его щекам. «Я же предупреждал еще в Москве, что генеральную не танцую», – спокойно сказал я, обращаясь к Владу. И тут Мунтагиров произносит волшебные слова: «Да! Но мы билеты продали». Я не понял: «На что вы билеты продали?» – «На генеральную». То есть челябинцы решили еще и на генеральной подзаработать. Поняв, что второй спектакль я танцевать не буду, они генеральную продали. «Ну и что?» – спросил я и опять услышал волшебные слова: «Так мы продали на Цискаридзе. Если вы не выйдете, меня разорвут!»

Тут мое терпение лопнуло: «А я-то при чем?» – «У меня маленький ребенок», – взмолился Мунтагиров. В общем, я на это все смотрел-смотрел, мне стало жалко и Мунтагирова с его сынишкой, который теперь является премьером в Ковент-Гардене, и Влада с Прибыловым: «Хорошо. Я станцую, только с одним условием – вы выйдете перед занавесом и скажете, что Николай только что прилетел, он будет танцевать в репетиционной одежде. Я костюм не надену, у меня трико и туфли на один раз. Мало того, у меня все краски, всё на один раз, я привез это для одного спектакля». – «Да, хорошо! Только выйди на сцену! Только выйди на сцену!»

В итоге я станцевал эту генеральную репетицию. На сцене «Спящая красавица» с дымом, фонтаном – одним словом, Версаль! – и тут я в репетиционной одежде. Сказать, что это был успех, – ничего не сказать: был триумф! Когда на следующий день я станцевал уже в костюме и гриме, как полагается, те люди, которые присутствовали на генеральной, говорили: «Зачем вы надели костюм? Вчера было гораздо интересней!»

Думаете, этим история закончилась? Нет! Спустя год меня, как злостного неплательщика налогов, вызвали в инспекцию, – оказалось, что дирекция челябинского театра выписала существенный гонорар на мое имя! Мне пришлось еще вести переговоры с его руководством. После некоторых препирательств челябинцы согласились уладить «гонорарную» проблему.

12

Перейти на страницу:

Похожие книги

Адмирал Советского флота
Адмирал Советского флота

Николай Герасимович Кузнецов – адмирал Флота Советского Союза, один из тех, кому мы обязаны победой в Великой Отечественной войне. В 1939 г., по личному указанию Сталина, 34-летний Кузнецов был назначен народным комиссаром ВМФ СССР. Во время войны он входил в Ставку Верховного Главнокомандования, оперативно и энергично руководил флотом. За свои выдающиеся заслуги Н.Г. Кузнецов получил высшее воинское звание на флоте и стал Героем Советского Союза.После окончания войны судьба Н.Г. Кузнецова складывалась непросто – резкий и принципиальный характер адмирала приводил к конфликтам с высшим руководством страны. В 1947 г. он даже был снят с должности и понижен в звании, но затем восстановлен приказом И.В. Сталина. Однако уже во времена правления Н. Хрущева несгибаемый адмирал был уволен в отставку с унизительной формулировкой «без права работать во флоте».В своей книге Н.Г. Кузнецов показывает события Великой Отечественной войны от первого ее дня до окончательного разгрома гитлеровской Германии и поражения милитаристской Японии. Оборона Ханко, Либавы, Таллина, Одессы, Севастополя, Москвы, Ленинграда, Сталинграда, крупнейшие операции флотов на Севере, Балтике и Черном море – все это есть в книге легендарного советского адмирала. Кроме того, он вспоминает о своих встречах с высшими государственными, партийными и военными руководителями СССР, рассказывает о методах и стиле работы И.В. Сталина, Г.К. Жукова и многих других известных деятелей своего времени.

Николай Герасимович Кузнецов

Биографии и Мемуары
100 рассказов о стыковке
100 рассказов о стыковке

Р' ваших руках, уважаемый читатель, — вторая часть книги В«100 рассказов о стыковке и о РґСЂСѓРіРёС… приключениях в космосе и на Земле». Первая часть этой книги, охватившая период РѕС' зарождения отечественной космонавтики до 1974 года, увидела свет в 2003 году. Автор выполнил СЃРІРѕРµ обещание и довел повествование почти до наших дней, осветив во второй части, которую ему не удалось увидеть изданной, два крупных периода в развитии нашей космонавтики: с 1975 по 1992 год и с 1992 года до начала XXI века. Как непосредственный участник всех наиболее важных событий в области космонавтики, он делится СЃРІРѕРёРјРё впечатлениями и размышлениями о развитии науки и техники в нашей стране, освоении космоса, о людях, делавших историю, о непростых жизненных перипетиях, выпавших на долю автора и его коллег. Владимир Сергеевич Сыромятников (1933—2006) — член–корреспондент Р РѕСЃСЃРёР№СЃРєРѕР№ академии наук, профессор, доктор технических наук, заслуженный деятель науки Р РѕСЃСЃРёР№СЃРєРѕР№ Федерации, лауреат Ленинской премии, академик Академии космонавтики, академик Международной академии астронавтики, действительный член Американского института астронавтики и аэронавтики. Р

Владимир Сергеевич Сыромятников

Биографии и Мемуары
Идея истории
Идея истории

Как продукты воображения, работы историка и романиста нисколько не отличаются. В чём они различаются, так это в том, что картина, созданная историком, имеет в виду быть истинной.(Р. Дж. Коллингвуд)Существующая ныне история зародилась почти четыре тысячи лет назад в Западной Азии и Европе. Как это произошло? Каковы стадии формирования того, что мы называем историей? В чем суть исторического познания, чему оно служит? На эти и другие вопросы предлагает свои ответы крупнейший британский философ, историк и археолог Робин Джордж Коллингвуд (1889—1943) в знаменитом исследовании «Идея истории» (The Idea of History).Коллингвуд обосновывает свою философскую позицию тем, что, в отличие от естествознания, описывающего в форме законов природы внешнюю сторону событий, историк всегда имеет дело с человеческим действием, для адекватного понимания которого необходимо понять мысль исторического деятеля, совершившего данное действие. «Исторический процесс сам по себе есть процесс мысли, и он существует лишь в той мере, в какой сознание, участвующее в нём, осознаёт себя его частью». Содержание I—IV-й частей работы посвящено историографии философского осмысления истории. Причём, помимо классических трудов историков и философов прошлого, автор подробно разбирает в IV-й части взгляды на философию истории современных ему мыслителей Англии, Германии, Франции и Италии. В V-й части — «Эпилегомены» — он предлагает собственное исследование проблем исторической науки (роли воображения и доказательства, предмета истории, истории и свободы, применимости понятия прогресса к истории).Согласно концепции Коллингвуда, опиравшегося на идеи Гегеля, истина не открывается сразу и целиком, а вырабатывается постепенно, созревает во времени и развивается, так что противоположность истины и заблуждения становится относительной. Новое воззрение не отбрасывает старое, как негодный хлам, а сохраняет в старом все жизнеспособное, продолжая тем самым его бытие в ином контексте и в изменившихся условиях. То, что отживает и отбрасывается в ходе исторического развития, составляет заблуждение прошлого, а то, что сохраняется в настоящем, образует его (прошлого) истину. Но и сегодняшняя истина подвластна общему закону развития, ей тоже суждено претерпеть в будущем беспощадную ревизию, многое утратить и возродиться в сильно изменённом, чтоб не сказать неузнаваемом, виде. Философия призвана резюмировать ход исторического процесса, систематизировать и объединять ранее обнаружившиеся точки зрения во все более богатую и гармоническую картину мира. Специфика истории по Коллингвуду заключается в парадоксальном слиянии свойств искусства и науки, образующем «нечто третье» — историческое сознание как особую «самодовлеющую, самоопределющуюся и самообосновывающую форму мысли».

Р Дж Коллингвуд , Роберт Джордж Коллингвуд , Робин Джордж Коллингвуд , Ю. А. Асеев

Биографии и Мемуары / История / Философия / Образование и наука / Документальное
Рахманинов
Рахманинов

Книга о выдающемся музыканте XX века, чьё уникальное творчество (великий композитор, блестящий пианист, вдумчивый дирижёр,) давно покорило материки и народы, а громкая слава и популярность исполнительства могут соперничать лишь с мировой славой П. И. Чайковского. «Странствующий музыкант» — так с юности повторял Сергей Рахманинов. Бесприютное детство, неустроенная жизнь, скитания из дома в дом: Зверев, Сатины, временное пристанище у друзей, комнаты внаём… Те же скитания и внутри личной жизни. На чужбине он как будто напророчил сам себе знакомое поприще — стал скитальцем, странствующим музыкантом, который принёс с собой русский мелос и русскую душу, без которых не мог сочинять. Судьба отечества не могла не задевать его «заграничной жизни». Помощь русским по всему миру, посылки нуждающимся, пожертвования на оборону и Красную армию — всех благодеяний музыканта не перечислить. Но главное — музыка Рахманинова поддерживала людские души. Соединяя их в годины беды и победы, автор книги сумел ёмко и выразительно воссоздать образ музыканта и Человека с большой буквы.знак информационной продукции 16 +

Сергей Романович Федякин

Биографии и Мемуары / Музыка / Прочее / Документальное