Мой театр. По страницам дневника. Книга I

Я был как в сказке «Золушка» – моя карета превратилась в тыкву. Вместо «люкса» мне теперь доставался одноместный пенал. Расселение в отеле, так же, как и в автобусе, происходило согласно твоему статусу в труппе. Чем выше этаж, тем более значимая персона. Следующие три недели я жил как сельдь в бочке – так продолжалось до Осаки. Приезжаем туда, мне выдают ключ от номера в отеле, и я понимаю, что как-то неестественно высоко живу. Захожу в номер – «люкс». Спускаюсь вниз, может, произошла какая-то ошибка, а мне говорят: «Нет-нет-нет, Николай! У вас „люкс“!» Оказалось, в Осаку Григорович прилетел. Это же второй по значимости город Японии, на спектаклях должна присутствовать пресса, потому в афише стояла моя фамилия.

Мне было и грустно, и обидно. Но в Осаке произошло следующее. Прошло больше половины наших гастролей, и семёновские ученицы, то есть те, кто у Семёновой в классе занимался, видимо, очень устали от Марины Тимофеевны. Она ведь характер непростой имела, а надо было ходить с ней на завтрак, в магазины, носить ей сумки. Тут девы меня Семёновой и подсунули.

15

По прошествии нескольких лет я купил книгу о Семёновой и пошел к ней за автографом. Она скорчила недовольную гримасу. «Марина Тимофеевна, у меня же что-то должно остаться на память», – сказал я. Стремительно нечто черкнув, она вернула книгу. Я сослепу разглядел только «на память». Ну, думаю, вредная, могла бы что-то и поприличнее написать! Дома я книгу эту засунул на полку, а через какое-то время она попалась мне на глаза. Решил посмотреть, что же Семёнова там все-таки написала, открыл и обомлел – «Люблю Цискаридзе».

К 95-летию Марины Тимофеевны ГАБТ выпустил набор ее фотографий. На обложке – она, царственная, в «Раймонде», в длинном платье, с длинными до пола рукавами. Опять встал в очередь к Семёновой за автографом. Увидев меня, она недовольно спросила: «Тебе-то зачем?» Но написала: на одном рукаве «Марина», на другом «Коле», потом посмотрела на меня: «Я не случайно эти слова написала!»

Когда я называю Семёнову по имени – это не проявление фамильярности, это знак большой любви и бесконечного уважения. Но про себя я Марину Тимофеевну всегда Мариной называл.

Ее настоящий интерес ко мне начался с одной забавной истории, произошедшей в Иокогаме. Однажды, перед началом утреннего класса, так как все свои были в зале, я «девушек» развлекал. Семизорова, Сперанская, Петрова и другие ученицы Семёновой ко мне хорошо тогда относились. И вот, слово за слово: «Колька, попляши нам!» И я стал танцевать по очереди все женские вариации из акта «Теней» в «Баядерке». «Девушки» пели, прихлопывали, хохотали. И тут – раз, Марина Тимофеевна! Оказалось, все время, пока я плясал, она, никем не замеченная, стояла и наблюдала мое представление. «Молодец, мальчик! – сказала она. – Откуда ты все это знаешь?» – «А что здесь учить?» – «Какие ты еще балеты знаешь?» – «Да все!» – «Ладно, после класса мне станцуешь». И я станцевал Семёновой всю «Спящую красавицу», за всех.

Марина Тимофеевна, видно, поняла, что мальчик-то нерядовой. Стала со мной беседовать после класса. Как-то выяснила, что я знаю, кто такой У. Теккерей, потом закинула удочку по поводу Дж. Голсуорси, его «Саги о Форсайтах». Эти обеды и ужины у Джолиона – будь они неладны! Мама говорила, что любой уважающий себя человек должен прочитать Голсуорси. Конечно, я в романе ничего тогда не понял, но запомнил все, благодаря хорошей памяти. Марину это позабавило, потому что, кроме меня, никто в классе ни о каких Форсайтах и не слыхивал.

В Осаке был магазин «Маруся», где продавались самые дешевые в Японии вещи европейских размеров. Там отоваривалась вся труппа. А у Семёновой всегда были длинные списки того, что надо купить. Она всю свою семью одевала и одаривала после гастролей, по нескольку чемоданов зараз везла. И вот Марина Тимофеевна собралась в «Марусю». Девы взяли и ее на меня спихнули, раз появился «мальчик», пусть он это бремя на себе и несет.

Поход в «Марусю» решил мою жизнь. С этого момента мы с Семёновой не расставались… В общем, я ей приглянулся. Правда, она мне регулярно говорила, что у Гали Степаненко ей больше нравится локоть, на него было удобней опираться при ходьбе, я-то высокий.

При близком общении я понял, что Марина не только очень умный и душевный человек, она все «секла» в минуту. Мне тогда на гастролях платили очень мало – по $350 за сольный выход вместо $1500, как выяснилось позднее. А надо было не только питаться нормально – Япония – страна очень дорогая – одеться поприличнее, привезти подарки, подкопить денег на мамино лечение, на нашу с ней жизнь, хоть что-то отложить на покупку квартиры. Мы по-прежнему жили в своих 14-ти метрах.