Мой театр. По страницам дневника. Книга I

Все в театре были страшно удивлены, что Семёнова не устроила скандала из-за того, что я репетирую с Улановой. Марине не нравилась моя ситуация с Барыкиным, она понимала, что мне нужен другой педагог. Постоянно повторяла: «Тебе бы Колю попросить Фадеечева…» В смысле Николая Борисовича Фадеечева, одного из ведущих педагогов-репетиторов ГАБТа. Я только пожимал плечами: «Марина Тимофеевна, как вы это себе представляете?» Она не унималась: «Ну, этот не может, он не может, ты понимаешь?» – «Я сам это понимаю, но ничего тут не сделаешь…» – «Ну ладно, иди», – недовольно бурчала Семёнова.

45

В Тбилиси в те годы я ездил не раз. Надо было оформлять наследственные бумаги, от квартиры до кладбища. В ноябре 1995 года мне предстояло станцевать там две «Сильфиды». Это был мой первый приезд в Грузию в качестве артиста балета Большого театра. А на дворе холод дикий, ничего не отапливалось, в зрительном зале театра люди сидели в шубах. Город вымирал с заходом солнца, потому спектакли начинались не в 19.00, а в 15.00 или 16.00. Я был поражен мужеством артистов. Все ходили в театр заниматься и репетировать, балетные танцевали, оперные пели, оркестр играл.

Есть документальный фильм, его, по-моему, немецкое телевидение снимало в Тбилиси, когда в Грузии началась война, вся эта история со Звиадом Гамсахурдией. Там есть такой эпизод – консерватория, лето, открыты все окна. На репетицию к Джансугу Кахидзе – одному из самых известных грузинских дирижеров – не пришел никто, кроме одного-единственного скрипача, потому что на улице идет стрельба. За окнами автоматные очереди, а они вдвоем сидят, Кахидзе дирижирует, а скрипач играет… Такой пронзительный момент, всем смертям назло.

В смысле быта та поездка была адской. Мылся я: одну руку помыл и одеваешься, другую – одеваешься. Спал в свитере, завернувшись в какие-то халаты, не спасали даже три одеяла. Залезая в ледяную постель, я только и думал, что хочу быстрее в Москву уехать. Походы в гости приносили большие огорчения. Люди жили очень тяжело. Квартира вся заставлена дорогой мебелью, а стены, покрытые шелком с золотистым орнаментом, растрескались из-за отсутствия отопления, дом весь «пополз». Многие деревья тогда вырубили в городе, люди ими отапливали свои квартиры.

Помню, когда в конце «Сильфиды» я падал бездыханным на землю, пол подо мной был совершенно ледяной. Я – разгоряченный, напрыгавшийся, а надо было лежать, дожидаясь, пока Мэдж закончит финальную сцену.

Но происходили в те дни и радостные события. На мою «Сильфиду» пришло много наших с мамой друзей, знакомых. Пришли ее ученики, кого-то я знал, кого-то не знал, принесли мне цветы. Приходили дедушки и бабушки, очень взрослые люди, и говорили: «Мы у твоей мамы учились…» Так трогательно.

В те годы мы с Н. Ананиашвили и И. Ниорадзе часто приезжали в Тбилиси, танцевали и никогда не брали денег за свои выступления. Весь гонорар, который нам причитался, отдавали артистам. Чем могли, старались поддержать театр, когда мы приезжали, публика приходила и зал окупался.

После второй «Сильфиды» артисты накрыли очень красивый стол в одной из VIP-гримерок, которая отапливалась электрическим обогревателем, в других буржуйки стояли, а рядом с ними три-четыре огнетушителя. Свет тоже был проблемой, мог исчезнуть в любую минуту. У меня есть друзья из Грузии, когда они приходят в гости, первым делом просят: «Включи свет поярче». Потому что люди, пережившие это, не переносят ни сумерек, ни свечей.

Тогда я провел в Тбилиси полторы недели, пытаясь оформить бумаги, но с квартирой у меня ничего не получилось. От меня везде требовали денег, к тому же я не был гражданином Грузии. «Это советские документы, они ничего не значат», – то и дело слышал я, бегая по инстанциям. Я уже говорил, что в моих документах было по-разному написано имя Николай – то Николоз, то Ника. «Ну, хорошо, – решил я доходчиво объяснить свою позицию очередному чиновнику, – вы понимаете, на русском языке – святой Николай?» – «Да, понимаю». – «На грузинском как будет святой Николай? Святой Николоз. Значит, это одно и то же имя. А на английском знаете как это будет?» Он говорит: «Как?» – «Санта-Клаус!»

В общем, долгая получилась история. Мама умерла в 1994-м, а документы на квартиру мне удалось выправить только в 2015 году.

В 2003 году я приехал в Тбилиси очередной раз танцевать одетый в шорты и майку, потому что июнь месяц, плавился асфальт в городе. А директор театра мне говорит: «Ника, а у тебя есть что-нибудь приличное, не шорты?» – «Нет, только костюмы балетные». – «Нас приглашает Шеварднадзе в резиденцию». Мне кто-то дал штаны, кто-то дал рубашку…