А пока Галина Сергеевна вела со мной пространные телефонные беседы на тему Меркуцио, в театре полным ходом шли репетиции. На одной из них со мной в зале оказалось четыре разных состава исполнительниц служанок, включая С. Звягину и Л. Трембовельскую. А у Меркуцио три танца со служанками. Каждая исполнительница показывала свой вариант. И в какой-то момент эти дамы очень преклонного возраста начали так ругаться и спорить, что я почувствовал – может дойти до рукопашной. А все споры – сделать два притопа, три прихлопа или три прихлопа, два притопа.
И все вместе они требовали, чтобы в сцене смерти Меркуцио я несколько раз, словно пружиня, опирался на шпагу, в музыке – пам-пам-пам, потому что Сергей Корень так делал! Корень делал так, все остальные так не делали. Они любили Кореня, значит, надо было обязательно – пам-пам-пам!
Я скомандовал: «Так, стоп!» А мне-то, на минуточку, двадцать один год всего. И сказал: «Значит, так, будем делать так, как на видео». У меня была запись с Н. Бессмертновой и М. Лавровским, целиком спектакль. Они, конечно, дружно сказали, что я хам. «Я неделю пытаюсь выучить порядок, и неделю не понимаю, что вы от меня хотите!» – воскликнул я в отчаянии.
Да, забыл, труппу начали учить фехтованию на шпагах. Шпаги были как настоящие, из тяжелого металла. Из закромов театра достали потрясающую старинную бутафорию, костюмы.
В I акте у меня был костюм, в котором танцевал С. Корень, потом Н. Попко: рукава и вставка на колете из настоящего золотого шитья, взятого, видимо, из каких-то заповедных сундуков. А на II акт полагался черный костюм, который мне не нравился ужасно. Я был такой тощий, что без двух черных трико на сцену не выходил. У меня и так очень тонкая щиколотка. Я сейчас все время шучу, когда танцую в Михайловском театре вдову Симон в «Тщетной предосторожности»: щиколотка выдает в мамаше бывшую приму-балерину.
В те годы при росте 1,85 см, весе 64 кг, объеме талии 66 см. И когда на сцене я подходил к Тибальту – Саше Ветрову, было понятно, что он меня просто одним пальцем зашибет, без всякого поединка.
Для того чтобы хоть как-то решить проблему черного цвета в костюме II акта, я решил расшить его и свою шапочку черным стеклярусом. Я же книгами интересовался, принес в мастерские «свой» Ренессанс. Не знаю, почему П. Вильямс сделал самого богатого персонажа Шекспира во II акте самым бедным. Меркуцио же родственник Герцога, он очень богатый человек. Когда я готовил Меркуцио в балете Григоровича, ходил в библиотеки, занимался шекспироведением. У меня все тетрадки с изысканиями сохранились. Интеллектуально я был приготовлен. Сейчас я смотрю на видеозапись, прилично танцую, правда. Но тогда у меня было ощущение, что это какой-то ужас, что я участвую в каком-то маскараде. Хочется танца, танца хочется! А меня все в каблуки, в каблуки!
Я эту роль долго доводил до ума, потом в театре появилась Уланова. Она стала со мной тихо, неспешно репетировать, но это случилось позднее. До премьеры «Ромео и Джульетты» Галина Сергеевна в театр не приходила. 25 декабря я танцевал Меркуцио в балете Л. М. Лавровского.
Сегодня этот спектакль идет только в Мариинском театре. Он мне там категорически не нравится, в нем и людей жидковато, и половины декораций нет. А в Большом театре это был грандиозный, безумно красивый балет. Вся труппа была занята. Когда начинался бал у Капулетти, только слуг – миманса было на сцене столько, что мы в кулисах не могли разойтись.
31 декабря я уже традиционно танцевал «Щелкунчик». 2 января, в день рождения Ю. Н. Григоровича, опять станцевал «Щелкунчик». И тут выясняется, что вместо обещанных Бежара и Баланчина свои хореографические опусы будет ставить Гордеев. Всех обязали ходить на его репетиции. Называлось это «Вечер современной хореографии». В I акте разные номера, во II акте – одноактный балет «Последнее танго в Париже».
В дивертисмент входил номер на музыку «Пассакалии» Г. Ф. Генделя, два танцора изображали Скрипача и Рок. Тот артист, который Рок изображал, то есть я должен был все время висеть на шее у своего партнера… Главные роли в «Последнем танго в Париже» разобрали: Грачева, Перетокин, Филин. Там фигурировал еще труп жены главного героя, его изображала Ира Семиреченская, моя одноклассница. Меня назначили на роль Смерти.
Я решил срочно заболеть и потратить это время с пользой. У меня всегда были проблемы с носом – кривая перегородка, не позволявшая нормально дышать. И под предлогом исправления перегородки я всю сознательную жизнь мечтал свой родной нос снести к чертовой бабушке. Я решил, что перед госэкзаменом в школе сделаю операцию в Тбилиси. Рядом с нашим домом находился знаменитый «завод» по изготовлению носов. Был такой доктор Цопе, у него оперировался весь Советский Союз, все армянки, грузинки… Люди входили туда с одним носом, выходили с другим, аккуратным, но у всех одинаковым.