Мой театр. По страницам дневника. Книга I

Лена Сердюк, наш концертмейстер, потом призналась: «Я ни разу не посмотрела на клавиатуру». Мы втроем сидели: онемевшие, оглушенные, зачарованные, безгласные и сраженные наповал. Мне выпало счастье увидеть, как Уланова танцует. Плисецкая в «Болеро» М. Бежара – это сильно, это удар неимоверной волны. Но, то, что исходило от Улановой, – описать невозможно. Эта женщина обладала силой удара в десять раз больше, чем Майя. Потому что в Плисецкой сексуальность была открытой, а у Улановой она существовала на другом, я бы сказал каком-то космическом, уровне.

Когда музыка смолкла, я пришел в себя, ошалело посмотрев на Логвинова, пребывавшего в таком же состоянии. Он забылся! Он не щелкнул ни одного кадра! Боже, ни разу!

51

Через несколько дней в афише ГАБТа стоял «Вечер современной хореографии», в котором я, естественно, участия не принимал. В 14.00 захожу в буфет перекусить. Только закончил с Улановой репетировать Голубую птицу, через час «Нарцисс». Стоит Сергей Бобров в очереди, в дивертисменте он должен был показывать номер собственного сочинения под названием «Антигона». Я становлюсь за ним: «Сегодня вечером приду посмотрю на вас?» На что Сережа: «А мы не танцуем». – «Почему?» – «Юля Малхасянц ногу подвернула, встать на нее не может». И вдруг он на меня как-то ошалело, пристально посмотрел: «Коль, понимаешь, там все равно кто танцует, мужчина или женщина». Я говорю: «И?» – «Станцуй, я тебя очень прошу!» Я обалдел: «Ты нормальный человек? Танцевать вечером, в I акте концерта. Я номер не видел никогда. Музыку я не знаю, хореографию я не знаю!» Он смотрит на меня остолбенело: «Я тебе покажу, ты сейчас выучишь. Ты же учишь все за две минуты. Пожалуйста, выручи нас!» Я сам остолбенел: «Ты нормальный? У меня „Нарцисс“ с Улановой через час!» А Сергей вцепился, начал уговаривать. Я отмахиваюсь: «Слушай, оставь меня в покое. Ну как ты это представляешь?» Он говорит: «У меня в номере без разницы, кто будет в центре. Там, главное, нужен сильный голос, голос шамана…». «У меня Галина Сергеевна…» – защищался я. «Ну, если я расскажу Галине Сергеевне, как ты нам нужен, – не унимался Бобров, – она отменит все, если ты скажешь…»

В общем, трудно себе представить, но Бобров меня уговорил. Я пошел к Галине Сергеевне в раздевалку, сказал, мол, так и так-то. К моему большому удивлению, Уланова воскликнула: «Конечно, Коленька. Но я приеду вечером!»

И стали мы с Сережей учить его «Антигону», срочно переименованную в связи с моим появлением в «Жертвоприношение». А музыка там – одни ударные инструменты в исполнении ансамбля М. Пекарского, музыкальной темы нет, одни барабаны, и я в образе Шамана!

Вечером Юлю Малхасянц поставили в кулисе с белым платком – она должна была мне махать, когда вступать. А там еще и кордебалет участвует… Собрали ребят только к 18.30 вечера. Пришел художник Теодор Тэжик, расписал мое лицо, руки, торс, как картину. Как я сплясал – не знаю. В Интернете есть это видео. Но успех был такой – описать не могу, триумф просто. Кто-то закричал: «Бис!» Я стою на поклоне и говорю: «А я второй раз это не станцую!» Уланова была в восторге: «Коля, господи, – смеялась она, – вы даже такое можете станцевать!»

52

На следующий день встречаемся с Галиной Сергеевной в зале. Она и говорит: «Коленька, я думала о Нарциссе: все, что Володя показал, – это хорошо. Но я думаю, что Касьян меня простит. Он бы меня поддержал, он бы для вас по-другому поставил „Нарцисса“. Давайте мы с вами просто переделаем ощущение, потому что вы не можете изображать Пана». Я замер от неожиданности, а Уланова продолжила: «Вы юноша, у вас другая, чем у Володи, пластика, все другое!»

В общем, после того как Галина Сергеевна меня увидела в номере Боброва, она «Нарцисса» и переделала. На Уланову произвело впечатление то, что я могу двигаться по-другому. Поначалу она от меня требовала все эти закрытые позы, которые у Васильева смотрятся очень красиво, естественно… Ведь Голейзовский именно на него этот номер ставил.

А тут Уланова меня, наоборот, распрямила, сказала: «Не надо, вы не Пан, вы юноша… Просто вы пугливый, как зверек, вы можете съежиться оттого, что испугались – там лягушка прыгнула…» Какие рассказы о том, как падает лист, о том, как надо смотреть в воду, вдыхать запахи леса, я тогда услышал…

Обращаясь ко мне исключительно на «вы» при посторонних, в личном общении или на репетиции Галина Сергеевна иногда переходила со мной на «ты», а потом снова звучало «вы». Меня такие переходы не смущали, для меня все, что исходило от Улановой, было счастьем…

Подошли к финалу, когда Нарцисс всматривается в свое отражение в воде, Галина Сергеевна вдруг говорит: «Коля, а вы совсем себе не нравитесь, да?» «Да», – растерянно признался я. Она качнула головой: «Очень видно… А вы поймите, Нарцисс не красавец. Никто не знает, какой он был. Просто он впервые увидел себя в отражении, и оно ему понравилось. Это не значит, что он красивый. Вот, попробуйте сейчас…»