Мои убийственные каникулы

Гримаса предназначена мне, но глаза при этом глядят ласково, удивленно, уязвимо.

– Привет! – бросает Джуд, нарушая смущенное молчание. Майлз меня слышал, наверное, он подслушал все мое выступление. Как мне быть? Прикинуться дурочкой? Откровенничать дальше? Как вообще поступают в таких случаях?

– Трудное утро?

Майлз не сразу выходит из транса. Он не сводит с меня глаз.

– Что?

Джуд не соизволит спрятать улыбку.

– Трудно следить за моей сестрой с утра пораньше?

– Не следить, а охранять, – бурчит Майлз.

– Как скажешь. – Джуд переводит взгляд с него на меня. – Мы с Тейлор вернемся в дом и сделаем на завтрак буррито.

Я наконец нахожу силы, чтоб встать, и стряхиваю с задницы песок. Нехотя кошусь на Майлза и не сразу понимаю, что ему тоже не по себе. Он не знает, куда девать руки. Обычно он уверенно складывает их на груди, властно жестикулирует или пишет в телефоне. Но сейчас он не находит им применения. Я стеснялась откровенно на него пялиться, но оказалось, что зря.

– Хочешь с нами позавтракать? Как тебе буррито?

Он мотает головой.

– Нет.

От его резкого тона я моргаю и бреду к лестнице.

– У меня скоро встреча в полицейском участке. Они получили результат баллистической экспертизы, – объясняет Майлз, шагая за мной. – Перед этим надо навести порядок в делах.

– Понятно, – отвечаю я с улыбкой.

– Не уверен, что понимаешь.

– Наши буррито на завтрак – это все, что было вчера в такос, вот только тортилья размякла, пришлось добавить яиц, – встревает Джуд. – Тейлор никогда ничего не выбрасывает.

– Почему не уверен? – спрашиваю я Майлза, когда мы втроем останавливаемся у лестницы.

Охотник за головами подбоченивается, но его взгляд устремлен вниз, словно он ищет объяснение на песке.

– Как я погляжу, ты недовольна, что я отказываюсь от буррито.

Теперь я и вправду ничего не понимаю.

– Ну и что?

– А то, – отвечает он с раздражением, – что мне не хочется бесить тебя с самого утра, что тут неясного?

– С каких пор тебе важно, бесишь ты меня или нет?

– Сам не знаю, провалиться мне на этом месте!

– Обычно мы добавляем в буррито авокадо, но в этот раз не нашли спелых, так что… – Джуд чешет себе лоб. – Сегодня без авокадо.

Майлз опять не знает куда девать руки. Я могла бы ему подсказать, но уже догадываюсь, что позволение этому типу прикасаться ко мне с самого начала было саморазрушением. Другие мысли просто не идут мне в голову.

– О чем ты сейчас думаешь? – Майлз подступает ко мне, щурится, вглядывается в меня. – Вижу, о чем-то нехорошем.

– О своем, о девичьем, Майлз. Ступай, приводи в порядок дела.

– Уговорила, я приду на ваши долбаные буррито.

Я всплескиваю руками.

– Господи!..

– Однажды мы попытались заново пожарить бобы, но утром это такая возня! – не унимается Джуд, похлопывая себя по животу. – Слушайте, вы двое, может, хватит загораживать лестницу? Никак вас не обойду.

Я отхожу вправо.

– Извини.

Джуд развивает при подъеме максимальную скорость, возможную при поврежденной ноге.

– Встал не с той ноги, Майлз? – спрашиваю я.

Он проводит рукой по лицу, и я вижу темные круги у него под глазами, усталую складку рта.

– Все было хорошо, пока я не услышал, что ты тут обо мне несла.

У меня вспыхивают щеки. Так я и подозревала, что он подслушал, как я откровенничала с братом, но от подтверждения вся пылаю, так мне стыдно.

– Что-то я не пойму. Тебе так неприятно слышать, когда перечисляют твои положительные качества?

– Не знаю, откуда ты их взяла.

– Ценю твою честность. Что теперь? Потащишь меня в суд?

Он шевелит губами, как будто жует невидимую зубочистку.

– А я ценю твое упрямство и сострадательность. Еще смелость, хотя ты ее в себе не замечаешь.

Эти его слова равносильны теплым объятиям. Теплым и крепким – настолько, что у меня перехватывает дыхание.

– Благодарю.

Он коротко кивает, отходит и устремляет взор в океан. Просто невероятно, что разомкнулось у меня внутри после начала этого путешествия. Во-первых, мне открылось, что я гораздо сильнее и выносливее, чем думала раньше. В этот самый момент мой возмущенный собеседник вынужден это подтвердить. Это то, что я всегда о себе подозревала. И я полна решимости действовать исходя из этих своих похвальных свойств.

Чего я хочу?

Хочу ли я отмахнуться от дела, в которое невольно вовлеклась? Нет.

Хочу ли положить конец знакомству с этим мужчиной, бросить начатое на полпути?

Нет. Будь моя воля, мы с ним прямо сейчас отправились бы в его номер в мотеле. Во мне бушуют физические потребности, утолить которые, как я сильно подозреваю, под силу одному Майлзу. Я боюсь вернуться домой, так этого и не испытав. Но при этом мне не хочется его отвлекать. Его терзает боль. Он выбивается из сил, чтобы это скрыть. Возможно, я слишком мягкосердечна, поэтому меня разбирает желание помочь. Мне хочется доказать себе, что я сильная и живучая, а еще внушить Майлзу, что его неудача в Бостоне уже не повторится. Это не значит, что он должен забыть всю свою прошлую жизнь, карьеру, для которой он явно предназначен.

Сухой остаток: он держит меня на расстоянии не просто так. Мне следует уважать его причины.

Но он прав, я упрямая.