Мой университет

Татьяна Филипповна продолжала работать в кабинете кафедры много лет и после того, как я закончил аспирантуру, но уже работала преподавателем. Она все это время продолжала сидеть по вечерам в маленькой комнатке, именуемой «кабинетом», за маленьким канцелярским столом под зеленым абажуром старой настольной лампы. Одновременно с ней на кафедре этнографии работала лаборанткой тоже пожилая женщина Валентина Константиновна, фамилию которой я не запомнил, так как общение с ней было очень редким. Оказалось, что ее не помнят и те преподаватели кафедры, которые на ее глазах защищали свои дипломные работы и кандидатские диссертации. Татьяна Филипповна Киселева, будучи сама цыганкой, защитила кандидатскую диссертацию об этнографии цыган, но доцентом не стала и лекций на эту тему не читала.

С лаборантских должностей на кафедре этнографии начинали свой путь к высоким научным степеням и званиям Сергей Петрович Поляков и Лидия Борисовна Заседателева, с которыми еще с нашей общей студенческой поры у меня остаются самые добрые дружеские отношения. Окончив на один год позже после меня учебу на факультете, они два или три года работали: первый – научным сотрудником Музея прикладных искусств, а вторая – учителем средней школы, в которой сама когда-то училась. Наша дружба не прекращалась, и случилось так, что при некотором моем, как заместителя декана, участии они вернулись на эти скромные должности и с тех пор исторического факультета, как и я сам, не покидали.

Как правило, в деканатах университетских факультетов чаще всех сменяемыми были заместители деканов по учебной работе. Избираемые по конкурсу на должности деканов высокоавторитетные ученые профессора и доктора наук оставались руководителями факультетов по два-три, а иногда – и по четыре срока. Назначаемые ими заместители по научной работе тоже, как правило, достаточно авторитетные ученые, сменялись обычно вместе с деканами. Смена же заместителей по учебной работе была более частой, наверное, потому, что работа в учебной части требовала значительно больших затрат времени не только по учебным делам, но и по ответственности за воспитательную работу со студентами. Распорядок учебно-педагогического процесса требовал постоянного присутствия на факультете. Практически, рабочий день был у них ненормированным, а довольно часто продолжался и во внерабочее время из-за проводимых общественных мероприятий. Назначение на должность замдекана по учебной работе традиционно выглядело как общественное поручение. Успешное выполнение этой педагогической функции давало шанс, особенно молодым преподавателям, укрепить свое положение в коллективе факультета, открывая перспективу продвижения по вузовским ступеням профессиональных аттестаций. По мере реализации этой возможности, отработав какое-то достаточное для этого время, они уступали свою должность следующему поколению преподавательской молодежи. За время моих студенческих лет и преподавательской работы, начавшейся после аспирантуры, с 1949 года до конца шестидесятых годов на историческом факультете сменилось три декана и столько же их заместителей по научной работе. Заместителями же по учебной работе эту общественно-педагогическую нагрузку прошли шесть преподавателей.

Этот подсчет я веду от замдекана Юрия Михайловича Сапрыкина, имя которого уже много раз упоминал. Не в обиду всем остальным преподавателям, назначаемым после него на эту должность, скажу, что он дал всем пример внимательного сочетания важных качеств: жесткого администратора в требованиях к учебному порядку и к подчиненным сотрудникам учебной части, справедливо-взыскательного отношения к студентам в вопросах учебной дисциплины и заботливого отношения к проблемам студенческого быта и их материального положения. В целом, Юрий Михайлович Сапрыкин был человеком строгим и внешне, казалось бы, даже недоступным, но я не помню случая, чтобы он отказал студентам в участии или принял бы по отношению к ним несправедливое решение. Подтверждаю это на своем примере. Многое в моих и успехах, и студенческих прегрешениях происходило на его глазах, и я испытал на себе и его суровую жесткость, и человеческую доброту в наиболее критические для меня моменты моей запоздалой послевоенной студенческой молодости.