Мой университет

Конечно, все эти проблемы я не мог окончательно решить один, но так или иначе я обязан был занять четкую позицию и предупредить чиновников министерства обо всех ожидаемых сложностях и последствиях. Но случилось так, что из трудной ситуации мне неожиданно помогли выйти сами сотрудницы управления министерства, ведавшие методическими проблемами исторического образования. Фамилия старшей из них была Строителева. К сожалению, ее имени и отчества я никак не припомню. Помню только, что она была супругой академика В. М. Хвостова, директора Института истории АН СССР да и еще профессора нашей истфаковской кафедры новой и новейшей истории стран Европы и Америки. Она показалась мне и деловой, и симпатичной. Оказалось, что пригласили меня в министерство совсем не по тем вопросам, которые заботили меня. Вопрос ко мне оказался неожиданно простым. Перед министерством тогда возникла проблема специальной подготовки студентов, свободно владеющих иностранными языками, которые могли преподавать предметы наук своей основной специальности иностранным студентам на их родном языке. Такая потребность возникла в связи с развивающимся сотрудничеством советских и зарубежных учебных заведений по взаимному обмену специалистами в различных областях знаний. И мне тогда был задан простой вопрос, сколько наш факультет мог бы создать для этого специальных учебных групп повышенной языковой подготовки студентов, которые могли бы преподавать историю учащимся из зарубежных стран, равно как и в зарубежных вузах. Для этих групп устанавливался пятилетний срок учебы, имея в виду их усиленную языковую подготовку. На столе министерской чиновницы я успел увидеть заготовленную ее помощницей разверстку по предполагаемым министерством базовым вузам. Я увидел, что на долю нашего факультета по разверстке были намечены две учебные группы общим количеством 25 человек. Такое же количество стояло и в строке истфака Воронежского университета и других университетов. Я задал встречный вопрос, имеют ли все университеты в составе своих преподавателей иностранных языков таких, которые могли бы, помимо своей высокой языковой подготовки, владеть еще и необходимым объемом знаний в области исторической или какой-либо другой науки? И смогут ли они успешно решать новую для них задачу без этих знаний. Этот вопрос озадачил чиновницу и ее помощницу. Тогда я сказал, что наши преподаватели факультетской кафедры иностранных языков уже накопили специальный опыт повышения уровня преподавания языков для историков, что ими отработана для этого и методика проведения занятий и созданы специальные учебные пособия, и, что самое главное, в связи с этим мы могли бы взять на себя подготовку требуемых специалистов по всем историческим кафедрам по установленному нам министерством контингенту ежегодного приема в 150 студентов. Не стоило тогда мне большого труда убедить и начальницу отдела, и ее помощницу в практической целесообразности моего варианта. Тем более что они сразу связали его с возможностью оптимального для факультета решения вопроса о новом учебном плане. Вопрос теперь мог решиться просто – сохранением на историческом факультете пятилетнего срока учебы. Они согласились с моим предложением, но принять его окончательно без решения Ученого совета факультета и согласования его в ректорате университета мы сами не могли. Согласились на том, что Методическое управление министерства специальным письмом поручит и ректорату МГУ, и деканату нашего факультета обсудить предварительно согласованный наш вариант, отметив при этом, что он дал бы нам возможность при разработке нового учебного плана сохранить и пятилетний срок обучения, и университетскую традицию научных школ специализации студентов по кафедрам. Сам я был уверен, что Ученый совет примет наше предложение, поскольку оно сохранило бы нам не только пятилетний срок обучения, но и повысило бы качество выпускаемых специалистов по языковой подготовке, способствовуя при этом повышению уровня научной специализации студентов. Для этого как раз нашим выпускникам недоставало свободного владения иностранными языками. При принятии нашего предложения сложной оказалась бы задача изыскания необходимого резерва учебного времени в часах и их распределения по семестрам при одновременном увеличении объема преподавания иностранных языков и сохраняющихся объемов читаемых специальных курсов лекций работы студентов в специальных семинарах на кафедрах. Сам я оптимального решения этой проблемы учебного времени пока не видел и ожидал, что на Ученом совете при ее обсуждении будут высказаны разные мнения и возникнет дискуссия. Так оно и случилось на первом заседании нашего Ученого совета в сентябре месяце 1962 года. Деканат факультета и большинство членов Ученого совета, в целом, положительно приняло сделанное нам предложение, но при этом было высказано опасение, что увеличение учебного времени на преподавание иностранных языков неизбежно сократит время на преподавание общеисторических и особенно специальных дисциплин по программам научной специализации. Особенно этого опасались профессора кафедр отечественной истории. Представители же кафедр истории зарубежных стран были безоговорочно «за». В споре, однако, все согласились, что, как бы то ни было, знаний иностранных языков нашим студентам явно не хватает, и это сказывается на качестве их подготовки. Студенты до сих пор были ограничены в возможности читать неадаптированную монографическую научную литературу и в результате этого обнаруживали изъяны в знании зарубежной историографии не только по историческому зарубежному страноведению, но и по отечественной истории. В конце концов, Совет одобрил наше предложение и поручил деканату при составлении нового учебного плана максимально сохранить объемы преподавания, прежде всего, исторических дисциплин. Задача была поставлена так, чтобы приблизить преподавание иностранных языков к конкретной проблематике научно-исследовательской специализации студентов. Она была не из простых. И не могла быть решена директивным призывом к преподавателям кафедры иностранных языков повысить качество преподавания, а требовала серьезной перестройки их работы, выработки специальных методик преподавания на конкретном историческом и историографическом материале. Кафедрой иностранных языков тогда руководил Евгений Александрович Бонди. Он не просто сочувственно отнесся к проблемам факультета, но увидел в намеченных переменах не только реальную перспективу повышения уровня профессиональной лингвистической подготовки своих преподавателей, но и перспективу возможного их участия в работе научных кафедр. После того как новый учебный план был утвержден и вступил в действие, Евгений Александрович вместе со своей кафедральной молодежью сделал очень много полезного для нашего общего дела. Начали тогда с того, что методики проведения аудиторных и неаудиторных языковых занятий студентов стали разрабатываться с максимальным учетом специфики научной специализации студентов на исторических кафедрах. Началось с простого. Учебные языковые группы стали формироваться в соответствии с избранными студентами кафедрами. В таком же соответствии стал для этих групп подбираться неадаптированный исторический и историографический материал текстов для выполнения заданий по переводу. Студентам предоставлялась возможность выполнять домашние задания по заданным руководителем исторических семинаров спискам научных статей зарубежных исторических журналов и монографий. По инициативе кафедры иностранных языков стали создаваться группы для преподавателей-историков, нуждающихся в повышении своей языковой подготовки. Уже эти первые простые шаги стали давать первые практические полезные результаты. В том числе – и большую экономию учебного времени, когда в преподавание иностранных языков внедрилась лингафонная и электронная техника.