Мой век

Своим первым крутым шагом Лубенников хотел показать, что с ним шутки плохи. Однако впоследствии он злоупотреблял властью сдержанно, пользовался ею в меру. Можно даже сказать, что внес в жизнь партийной организации некоторый демократизм, оживление, раскованность. Разумеется, это объяснялось не столько личными его качествами, сколько той атмосферой, которая стала складываться после XX съезда КПСС, на котором был разоблачен культ личности Сталина. Съезд еще не закончился, а мы в редакции уже знали, что, кроме тех его материалов, которые печатались в газете, будет еще важный доклад Хрущева о Сталине. Приготовились напечатать его. Прошло тридцать три года, а этот доклад так и не был напечатан ни в одной газете Советского Союза. В 1989 году его опубликовали «Известия ЦК КПСС».

Вернувшись со съезда, Лубенников подробно передал нам содержание доклада о культе личности Сталина. Вскоре об этом было принято постановление ЦК. И с тех пор, с 1956 года, уже на протяжении десятков лет перед нами раскрываются всё новые и новые зверства «вождя народов» и его приспешников.

В 1956 году началась реабилитация жертв сталинского террора — живых и мертвых. Первое время эта важная работа велась активно. Но с некоторых пор стала заметно ослабевать, а потом и вовсе сошла на нет. Были тому причины, были силы, противостоящие восстановлению справедливости. Лишь с началом перестройки реабилитация невинно пострадавших в годы сталинских репрессий возобновилась. Она широко проводится до сих пор. И кажется, не будет ей конца — столько жертв.

Но вернемся к первым шагам нашего нового партийного руководителя. Он развернул бурную деятельность. Умел ставить крупные вопросы, нередко обращался с ними непосредственно к Хрущеву. Нам казалось, что не без его участия в июле 1956 года Карело-Финская ССР была преобразована в Карельскую автономную республику, то есть сделан шаг назад. Однако все делали вид, что сделан шаг вперед, что сотворено некое благо.

Преобразование союзной республики в автономную было звеном большой политики, вопросом межгосударственных отношений Советского Союза и Финляндии. Эти отношения окончательно нормализовались к 1957 году, когда состоялся официальный визит Хрущева и Булганина в Финляндию.

Лубенников недолго работал в республике, но успел сделать немало полезного. Именно благодаря его напористости и завидной пробивной силе в короткое время была проведена коренная реконструкция Онежского завода. Во время войны, находясь в Красноярске в эвакуации, завод изготовлял снаряды, но после войны был превращен, в сущности, в большую мастерскую, где изготовляли всё, начиная от топоров для лесорубов до мотовозов. Теперь на старейшем предприятии было организовано производство дизельных трелевочных тракторов. Онежцы получили настоящее, серьезное дело.

Лубенников причастен также и к тому, что у нас построен «Петрозаводскмаш».

При Лубенникове во многом изменились методы работы. В частности, он решительно выступил против командировок в районы и на предприятия уполномоченных. Любил фигурально выражаться по этому поводу: «Пусть никто не надеется на костыли. У каждого своя голова на плечах. Вари своим котелком, думай, вертись, отвечай за дело».

В те годы довольно часто проводились республиканские партийные активы. На одном из таких активов, состоявшемся, как помнится, в середине 1956 года, я собрался непременно выступить. Одним из первых записался для участия в прениях. Но собрание шло уже не один час, вот-вот пойдут из зала записки с предложением прекратить прения, а мне слова не дают. Ну, думаю, опять придется объяснять в редакции, что случайно оказался в числе не успевших выступить. Этому, понятно, никто не поверит: какая там случайность, никакой случайности, просто думают, что редактор снова, как уже бывало, начнет читать письма, поступившие в редакцию. В них ничего, кроме описания безобразий. Кому приятно слушать клевету на советскую действительность. Так считает председательствующий. Такого же мнения придерживается и сидящий с ним рядом советник. Понятно, кто этот советник — первый секретарь.

На этот раз произошло необычное: Лубенников не согласился с председательствующим, негромко, но слышно сказал:

— Думаю, надо предоставить слово редактору.

Я действительно начал выступление с чтения писем о нетерпимых изъянах в бытовом обслуживании лесорубов, а затем говорил о редакционных нуждах — нехватке квалифицированных журналистов, слабой полиграфической базе.

Когда я окончил выступление, Лубенников спросил меня:

— А какой у вас тираж?

— Тридцать пять тысяч.

— Да ведь это слезы! — Лубенников встал из-за стола, побурел, так бывало всегда, когда он особенно волновался. — Для союзной республики — это постыдно мало. Я вот считаю так: с будущего года мы должны иметь газету с тиражом семьдесят пять тысяч!

Это не прозвучало как прожектерство. В республике уже успели заметить, что Лубенников — человек широкого размаха — умеет подкреплять делом свои намерения. Конечно, семидесятипятитысячный тираж сразу не появился. Но толчок был дан, и мы стали быстрее расти.