Мой век

Бюро обкома партии состояло из одиннадцати, иногда двенадцати членов и четырех кандидатов. Членами непременно были пять секретарей обкома, председатель Президиума Верховного Совета республики, председатель Совмина, представитель армии, председатель совпрофа, председатель комитета народного контроля, двое рабочих; кандидатами — заведующий орготделом, председатель партийной комиссии, председатель КГБ, редактор республиканской газеты.

Это были люди опытные, безусловно честные и преданные своему делу. В разное время в наше бюро входили О. В. Куусинен, маршал Советского Союза К. А. Мерецков, секретари обкома В. В. Чупий, М. Х. Киуру, В. П. Смирнов, Н. С. Тихонов, В. С. Поснов, председатель совпрофа Н. М. Анхимов, председатель комитета народного контроля С. П. Татаурщиков и другие.

Формально высшая власть в республике принадлежала Верховному Совету, но фактически ее осуществляло бюро обкома партии. Собирались члены бюро на заседания каждую неделю, а бывало, и не один раз. Потом стали устраивать их раз в две недели. Не потому, что дел стало меньше. Между заседаниями работал секретариат, обязанный контролировать выполнение решений, принятых бюро, пленумами обкомов, вышестоящими организациями. Однако случалось, что он обсуждал и те наиболее острые вопросы, которые, как принято было тогда считать, могли быть известны лишь самому узкому кругу лиц. Так что по существу создание секретариата означало стремление верхушки обособиться, еще больше ущемлялась и без того хилая партийная демократия.

В заседаниях бюро, кроме, разумеется, членов его и кандидатов, участвовали заведующие отделами обкома, лица, приглашенные со стороны. В нешироком, но светлом зале с высокими потолками собиралось до ста человек. Вёл заседания обычно первый секретарь обкома. По заведенному порядку начинались они с утверждения кадров. Обычно эта процедура проходила гладко, но разгорались и жаркие споры. Случалось, провалился работник. Ясно, его надо снимать, но он чем-то мил начальству, которое не желает его обидеть и делает всё, чтобы передвинуть провалившегося, как тогда говорили, «по горизонтали». Несогласные возражают. Иногда к ним прислушиваются. Но чаще всего их предложения проваливаются. Побеждает твердое большинство.

Много времени уходило на разбор апелляций. Были дела очевидные: жалующийся нечестно живет, обманывает, проворовался, пьянствует — с таким всё ясно. Решение краткое и простое — исключить из партии. Но много было непростых дел. Вот стоит перед столом, за которым расположились члены бюро, пожилой, усталый человек — председатель Нюхотского рыболовецкого колхоза Беломорского района Поташов. Райком партии исключил его из членов КПСС за то, что он переплатил шабашникам, рассчитал их не по расценкам, а по тому, сколько стоила выполненная ими работа.

— Если бы по расценкам, — объясняет Поташов, — нам не построить бы скотный двор и за год. А они сделали за два месяца. Как работали! Вы бы только посмотрели. От темна до темна. За дело я им уплатил.

Председатель прав. Но бюро подтверждает решение райкома партии. Теперь будут его еще судить. За что? За полезное дело. Не парадокс ли!

И таких парадоксов в то время было хоть отбавляй. Система не позволяла никакой инициативы, зорко следила за тем, чтобы рабочий получил не столько, сколько заработал, а лишь столько, сколько установили бюрократы сверху, ни копейки больше!

А вот в зал заседаний входят мужчина лет тридцати — интересный брюнет и красивая молодая женщина. Он — бригадир совхоза Попов, она — партийный работник Николаева, была инструктором обкома. Они собираются пожениться. Но, оказывается, Попов имеет семью — жену и двоих детей. Бросил их ради Николаевой. Бюро довольно долго выясняет обстоятельства дела.

Вот и заключение:

Председательствующий: «Товарищ Попов, надеюсь, вы поняли смысл выступлений членов бюро. Если вы вернетесь в семью, мы можем ограничиться наложением на вас взыскания, если не вернетесь, исключим из партии за бытовое разложение. Выбирайте».

Попов: «В семью я вернуться не могу и не вернусь».

Председательствующий: «Товарищ Николаева, надеюсь, вы понимаете, что, если не перестанете вмешиваться в семейные дела Попова и не порвете с ним, можете оказаться вне партии».

Николаева: «Понимаю и остаюсь с Поповым».

Их исключили из партии. Они ушли, как мне показалось, с гордо поднятыми головами. Победила любовь. Это слово ни разу не было произнесено на бюро. Но именно она, большая и сильная любовь, одержала победу над параграфами. Я сижу и раздумываю: правильно ли мы поступили? В голове шумит. Еще одно-два таких дела, и она расколется от боли.