Мой век

Борьба против действительно большого социального зла — пьянства — какое это нужное дело! Но, к сожалению, с самого начала ему дали ложное направление, неумно его организовали. Антиалкогольная кампания, начатая по инициативе тогдашнего секретаря ЦК КПСС Лигачева и других «высоких» лиц, приобрела уродливые формы и в Москве, и на местах, в том числе в Карелии. Начали буквально искоренять водку, вино, даже пиво. В Петрозаводске закрыли единственный ликеро-водочный завод. Низвели, можно сказать, до нуля торговлю спиртным. У единичных винных магазинов скапливались огромные очереди. После того как в Петрозаводске в них задавили двух человек, власти ввели на водку талоны, но тут же последовал гневный окрик из Москвы: «Немедленно отменить талоны!» Этого требовал тогдашний председатель партийного комитета при ЦК КПСС Соломенцев.

С юга доносилась тревожная молва: рубят виноградные лозы, закрывают хранилища редких коллекционных вин. Люди недоумевали: «Что случилось там, наверху? С ума сошли, что ли?» Жалко было смотреть на сбитых с толку местных работников, которые пытались что-то объяснить. Но разве объяснишь необъяснимое. А сверху ответа не было. Антиалкогольная кампания продолжалась. Набирало силу неизбежно сопутствовавшее ей зло — самогоноварение. Даже в наших местах, где самогон никогда не был в большой чести, зачадили по тайным углам перегонные аппараты. На самогон перегоняли зерно, картофель, сахар. Люди стали пить не меньше, а больше. Увеличилось число смертельных случаев от алкогольного отравления.

Антиалкогольная кампания разоряла страну. Неведомо откуда взявшиеся угодливые «экономисты» на разные голоса доказывали, что эта государственная акция никак не сказывается на бюджете, но шила в мешке не утаишь, люди знали, что бюджет трещит по швам, что резко сократилось поступление денег в казну.

Антиалкогольная выдумка высокопоставленных фантазеров дорого обошлась народу, омрачила весь начальный период перестройки.

Конечно, с самого начала не содействовал перестройке в Карелии и стиль работы обкома партии во главе с первым секретарем.

Я знал В. С. Степанова много лет. Впервые мы встретились в Спасской Губе. Оба находились в командировке по своим вопросам. Мне нравились его смелые, откровенные суждения. Потом мы встречались с ним в Финляндии, когда он был еще сотрудником нашего посольства. Встреча была дружеская, открытая. По возвращении Степанова в Петрозаводск наши отношения остались товарищескими. И если критикую его на этих страницах, то только ради объективности. Скажу прямо: высокая должность подпортила Степанова. Он изменился. Выступили наружу отрицательные черты его характера: жесткость, сухость, прямолинейность. Это не могло не сказаться на стиле работы обкома партии. Он работал так же, иногда даже и хуже, чем до перестройки. В его методах преобладало администрирование и командование. Непререкаемая власть первого секретаря из-за личных качеств Степанова не только не ослабла — усилилась. Больше стало чинопочитания.

А между тем, пришла пора выборов в Верховный Совет СССР, началась избирательная кампания. В. С. Степанов избрал себе тот же округ, в котором всегда баллотировался его предшественник. Это заметили. Оптимисты были уверены: «первый» непременно победит; так было всегда…

И вот впервые в Карелии альтернативные выборы состоялись. В. С. Степанов не набрал и пятой части голосов.

Может быть, это случайность, единственный в стране факт? Отнюдь. Сокрушительное поражение на выборах потерпели десятки первых секретарей обкомов и горкомов партии. Народ после долгих лет безмолвия наконец сказал свое слово, выразив решительное недоверие тем партийным деятелям, которые, формально признавая необходимость перестройки, на деле противодействовали ей, даже и не помышляли об отказе от прежних бюрократических методов. Сделать бы Центральному Комитету партии, да и самим провалившимся, выводы. Но где там! Потерпевшие фиаско на выборах партийные боссы даже и не подумали об отставке, теплых должностей не покинули.

Степанов после выборов оставался первым секретарем обкома более года. Работа у него, конечно, не ладилась. В конце концов отбыл в Москву.