Мои воспоминания. Том 2. 1842-1858 гг.

Москва, запущенная в отношении внешнего благоустройства и полицейских порядков, видимо улучшалась его стараниями. Требования от богатых купцов пожертвований на разные общественные надобности были редки; известно было, что пожертвовавший получит орден, до чего большая часть купцов были очень падки, а не пожертвовавший подвергнется разного рода преследованиям; но эти пожертвования, выманиваемые таким непозволительным образом, приносили пользу. Это напоминает мне речь, читанную на 50-летнем юбилее Московской коммерческой академии{500}, в совете которой московские генерал-губернаторы были постоянно председателями. Юбилей происходил после увольнения Закревского от должности генерал-губернатора, и в речи выхваляли его предместников и преемников, а о нем прошли молчанием. Между тем из той же речи видно было, что до Закревского академия не имела ни своего дома, ни нужных учебных пособий, ни ученых преподавателей, по неимению средств платить им. Все это академия приобрела в бытность Закревского генерал-губернатором, вследствие больших пожертвований, часто им вынужденных. Он говаривал, что купцы имеют во всей России одну академию и той не поддержи вают, так что заставляют его прибегать к понудительным мерам.

Многие говорили, что он пользовался своей должностью для приобретения незаконных выгод; полагаю, что это неправда, так как не нахожу возможным человеку, столь высокопоставленному, делать злоупотребления из-за своих выгод. Из рассказов моих о Клейнмихеле читатель уже знает, как тогда высокопоставленные лица обращались с казенными деньгами, и Закревский, конечно, не был выше людей своего времени, что можно видеть из следующего случая. Закревский имел бани у Елохова через р. Чечору у моста; на Богоявленской площади близ этого моста был построен бассейн для разбора мытищинской воды; вытекающую из этого бассейна излишнюю неразбираемую воду полагалось провести в Чечору. Всем обывателям, имевшим промышленные заведения вблизи водоразборных бассейнов, отдавалась даром излишняя, вытекающая из них вода, но с тем, чтобы они от бассейнов до своих заведений пролагали водопроводные трубы на свой счет, через что сберегались издержки города. Закревский, согласившийся на эту меру при проведении излишней воды из других бассейнов в промышленные заведения, не хотел давать денег на проведение излишней воды из Богоявленского бассейна в принадлежащие ему бани, несмотря на то, что по нахождении этих бань на противоположном берегу р. Чечоры требовалось для доведения до них излишней воды из бассейна проложить несколько сажен лишних труб от Чечоры до бань.

Но повторяю, таково было время: высокопоставленные лица полагали, что они не должны {были} подчиняться тем постановлениям, которым подчинены {были} все остальные. Подобные выходки могли быть поводом распространившихся слухов о злоупотреблениях Закревского, но еще большим поводом служило, конечно, поведение его жены и дочери, графини Нессельроде, давно разъехавшейся с мужем и жившей у своего отца, который ее чрезвычайно любил, хотя и знал, что она родилась во время связи его жены с графом Армфельдом{501}, впоследствии статс-секретарем по делам Великого княжества Финляндского. Обе эти женщины, в высокой степени безнравственные, занимали без отдачи деньги у кого только могли. Жена его была уже стара, а про безнравственные поступки ее дочери беспрестанно ходили новые слухи. Дочь впоследствии была причиной удаления отца от должности генерал-губернатора. Чтобы дать понятие о тогдашнем значении в Москве генерал-губернатора, скажу, что во время объездов Закревского со мною в коляске для осмотра производящихся работ и мест, где предполагалось устроить фонтаны, окна в большей части домов, мимо которых мы проезжали, наполнены были любопытствующими видеть генерал-губернатора[95].