Художник ее не поддержал; судя по всему, он считал такую хронологическую интерпретацию художественного развития не совсем правомерной, а Габриэль рассказал историю о Клелии, которая в детстве страстно увлекалась лепкой из воска, ныне совсем вышедшего из употребления. У нее хорошо получалось, сказал Габриэль, но она все время оставалась недовольна, критическая сторона ее натуры была еще сильнее творческой, и когда ей было лет восемь-девять, она часами просиживала у себя в комнате, с ожесточенным упорством пытаясь воплотить в упрямо сопротивляющемся воске то, что жило в ее воображении. Она лепила деревья, цветы, животных, но этого ей было мало, она хотела лепить людей. А люди у нее не получались. Форма человеческого тела ускользала от нее. Тогда она стала рисовать эскизы, чтобы по ним лепить фигурки, и трудилась часами, пытаясь воспроизвести свои собственные рисунки. Однажды она не спустилась к чаю и до этого весь день не выходила из своей комнаты; прождав полчаса, мать поднялась к ней и обнаружила, что она сидит на ковре перед камином среди разбросанных вокруг самых восхитительных и талантливых рисунков и горько рыдает над бесформенным куском воска, сминая его в руках. Мать спросила участливо, в чем причина ее горя, и Клелия, всхлипывая, наконец призналась, почему она плачет: она боится, что никогда не станет художником. Клара слушала этот рассказ с наслаждением, ей нравилось слушать разговоры о Клелии, как влюбленному нравится слышать имя возлюбленной, а матери — имена своих детей; кроме того, ей нравилось, как имя Клелии произносит Габриэль, ей нравилось слушать, как, с какой любовью он говорит о сестре.
Было уже совсем поздно, а они все не расходились. Клара посмотрела на часы и увидела, что уже второй час ночи. В конце концов Филлипа сказала Габриэлю, чтобы он приготовил кофе, и он ушел на кухню, а через пять минут заглянул в комнату через окошечко и попросил Филлипу взять чашки. Филлипа не двинулась с места.
— Мне не встать, — сказала она.
Тогда Клара с готовностью вскочила, пошла и взяла у Габриэля поднос с чашками, принесла и поставила на пол у ног Филлипы. Потом Габриэль крикнул, что ему не найти кофемолку.
— О Боже, — сказала Филлипа и не пошевелилась.
— Пойду поищу, — сказала Клара.
Она вышла из комнаты и прошла через жуткую прихожую в кухню, где Габриэль стоял с растерянным видом, держа в одной руке банку с кофейными зернами, а в другой — кофейник.
— Кофемолка куда-то запропастилась, — пробормотал он, хотя явно и не пытался ничего искать.
Клара огляделась в поисках кофемолки и заметила при этом, что кухня и хуже и лучше комнаты и прихожей, — невзрачная сама по себе, но зато хорошо оснащенная. В ней было множество полезных вещей — в основном, наверное, подаренных на свадьбу: современная, хотя и запущенная газовая плита, посудомоечная машина, всевозможная металлическая и керамическая посуда модных расцветок; но раковина была старая, облупившаяся, а сквозь потертый, кое-где отставший линолеум отчетливо проступали неровности каменного пола. Клара сразу нашла кофемолку и подала ее Габриэлю, он насыпал кофе и вставил вилку в розетку.
— Первый раз вижу электрическую кофемолку, — сказала Клара, чтобы что-то сказать. — Как она действует?
— Надо просто нажать на кнопку, — ответил Габриэль. — Попробуйте.
Клара нажала, и кофемолка зажужжала и загудела у нее в руках, заглушая отголоски разговора, доносившиеся из комнаты.
Кухня была тесная. Когда Клара возвращала кофемолку Габриэлю, их руки соприкоснулись.
— И как это я ее не заметил, — сказал Габриэль. — Наверное, слишком много выпил.
Он высыпал кофе в кофейник и залил кипятком, Клара бросила взгляд через окошечко в комнату: виден был только Алистер Битти, сидевший в дальнем углу. Клара повернулась и посмотрела на Габриэля. Он осторожно поставил кофейник, потом шагнул к ней и обнял ее. Оба они вздрогнули и одновременно с тревогой посмотрели в комнату, Габриэль слегка подтолкнул Клару в сторону от окошечка, так что она затылком прижалась к стене, и они оказались в единственном углу, где их не было видно. Потом он поцеловал ее. Клара страстно ответила на поцелуй, чувствуя сквозь рубашку Габриэля, какое у него разгоряченное крепкое тело. А он все целовал Клару и прижимался к ней.
Когда он отпустил ее, они оба снова с беспокойством посмотрели в комнату, а потом он взял ее руку и, поцеловав ладонь и пальцы, сказал:
— Я понесу кофе, а ты — этот пакет печенья. Они вернулись в комнату и присоединились к остальным. И Клара обнаружила, что теперь ей гораздо легче участвовать в разговоре, но, несмотря на это, она, выпив кофе, собралась уходить. Она надеялась, что ее отвезет Габриэль, но супруги Битти с такой искренней готовностью предложили ей свои услуги, что отказаться было невозможно.