Моя Богиня. Несентиментальный роман. Часть вторая (СИ)

  "Где она теперь, моя дорогая Танечка? - по тысячу раз на дню терзался он одним и тем же вопросом. - Куда её переселили, и где мне её теперь искать? Хоть бы одним глазком взглянуть на неё - и жизни и весне порадоваться, как раньше. Ведь это последняя моя университетская весна, и другой такой уже не будет больше: это же как дважды два ясно... Но Тани нет - и радости тоже нет, ни радости, ни покоя. Неужели же это всё - конец? Неужели у нас с ней и вправду так всё и закончится смешно и глупо, не начавшись даже?... А как тогда дальше жить - одному? И для чего жить? - если у меня всё лучшее за последние годы - чистейшее, добрейшее и светлейшее! - было связано исключительно с ней одной? Не с Жигинасом и не с Меркуленко хитрожопыми - Бог бы с ними совсем, пропади они оба пропадом! - а именно с ней, Мезенцевой Татьяной Викторовной: теперь-то я это ясно вижу, чувствую и знаю! Она была единственным светом в моём окошке! - единственным! С ней бы я горы сдвинул, чёрту рога свернул и на стенку повесил! - оставайся она по-прежнему рядом и близко... А без неё мне и с места не хочется сдвинуться, до Манежа или до той же "стекляшки" дойти - чтобы узнать там последние новости на факультете... На диплом и практику плюнул, на гос"экзамены болт забил - ужас! ужас!... А как же я работать-то осенью стану, в новый коллектив входить? - с таким-то моим мерзопакостным настроением..."

  3

  В марте-месяце, помимо переезда на новое местожительство в зону "Ж", в жизни героя нашего произошло и другое немаловажное событие, которое - помимо того, что заметно встряхнуло и оживило упавшего духом Кремнёва, если не сказать взбудоражило, - внесло в его одинокую молодую жизнь ещё и немалую долю трагизма, граничившего с шутовством, с трагикомедией. В марте болтавшийся без дела и цели Максим неожиданно был приглашён своим давним товарищем по легкоатлетической сборной, аспирантом журфака МГУ Терлецким Павлом, на закрытый просмотр фильма "Странная женщина", проводившийся в одном из павильонов киностудии "Мосфильм" для её руководства и некоторых высокопоставленных гостей из мин"культа и отдела культуры ЦК КПСС. Фильм этот тогда только-только был закончен маститым советским режиссёром Юлием Райзманом, Героем Соц"труда и шестикратным лауреатом Сталинской премии, своеобразный рекорд которого не смог превзойти даже и великий Иван Пырьев, тоже 6-кратный Сталинский лауреат (у всех остальных деятелей советской культуры тех премий было меньше). Понятно, что фильмы такого мэтра-небожителя вызывали неподдельный и жгучий интерес у публики. Их ждали, на них шли, их жарко и бурно обсуждали на ЦТ и в прессе. А тут и вовсе закрытый показ - первый, по сути! Кремнёву, таким образом, его дружком-журналистом (родители которого работали в руководстве "Мосфильма") была оказана великая честь приобщиться к когорте избранных культурологов-интеллектуалов. Тех богемных москвичей, понимай, кому посчастливится первыми увидеть и оценить новый фильм мастера задолго до того, как он выйдет в прокат и станет доступен широкой публике.

  Максим, хоть и был не в себе, как бетонной плитой придавленный жуткой и тотальной депрессией, но капризничать не стал - согласился на приглашение посмотреть новый фильм в компании старого друга, которому симпатизировал, вместе тренировался уже много лет, плотно и душевно общался; с которым в осеннее заграничное турне даже съездил, поколесил по Европе. И после просмотра он ни сколько не пожалел, что потратил два с лишним часа на кинопремьеру. Наоборот, от души поблагодарил Терлецкого Пашу за оказанную ему честь - потому как фильм ему очень понравился, ну просто очень!

  Это было мягко и скромно сказано сразу же по горячим следам, когда ещё в голове и душе не улеглись киношные страсти-мордасти. В действительности же Максим вышел из душного и переполненного зала совершенно другим человеком, принципиально другим: решительным, безрассудным и волевым, способным на самые дикие и отчаянные поступки. Прозвучит невероятно и неправдоподобно даже, но глаза его вновь загорелись горним святым огнём, а внутри обнаружились прежняя удаль с напором, ухарство, кураж и воля, которые ещё с осени дружно покинули его. Подумалось - безвозвратно.

  А оказалось, что нет: есть ещё у Кремнёва запас жизненных сил - и не маленький, и не пустяшный, не одноразовый! Фильм Райзмана обнаружил и воскресил их, вытащил из кладовых кремнёвского естества на Свет Белый, Божий. И, одновременно, фильм указал ожившему и взбаламученному Максиму прямой, благой и единственно-верный к личному счастью путь, без-компромиссный, святой и праведный: путь решительной и упорной борьбы за дорогого и любимого человека!!!