И все, нас срывает. Он сам меня насаживает, подаваясь бёдрами снизу. Хватает за шею, немного сжимает и трахает. Да, именно трахает, мощно, сильно, безжалостно, до потемнения в глазах и хлипкого стона. Я уже не кричу, я вою от наслаждения. Вспышка яркая, острая, по телу несется взрывная волна. Бьюсь в оргазме, вонзаясь зубами в его плечо, чувствуя, как он совершает еще несколько мощных толчков, тоже кончая со стоном, сжимая мои волосы.
Несколько секунд блаженства, и меня эмоционально разрывает на осколки. Срывает. Начинаю плакать, утыкаюсь в его шею. Так бывает, когда эмоции настолько зашкаливают, что выливаются наружу. Так бывало раньше, Антон знает, что я так реагирую на выброс адреналина. А сейчас все смешалось в коктейль. И душа не справляется. Рыдаю, всхлипывая.
– Тихо, моя девочка, – шепчет он мне, поглаживая по волосам, спине. – Тихо, я все исправлю, обещаю. Люблю тебя, всегда любил. Позволь мне все исправить, чтобы мы существовали.
Не могу ничего ответить, да и не хочу. Мотаю головой, вдыхаю его родной запах и плачу, выплескивая боль, копившуюся годами. Он еще много чего шепчет и обещает мне, долго лаская, укачивая, целуя. Укладывает себе на грудь, ложась на диван, так, чтобы я была сверху и слушала его громкое сердце, которое меня успокаивает и расслабляет. Сама не замечаю, как засыпаю в его руках, вымотанная, погружаясь в темноту.
Глава 20
Татьяна
В первые минуты пробуждения слабо соображаю, где я и как оказалась в этой квартире. Непривычно, последние годы всегда просыпалась в одном и том же месте. Мне снилось что-то неопределенное, что-то из прошлого. Кадрами. Наша неожиданная, незапланированная свадьба, наши ночи и утренние пробуждения. Мне особенно нравилось просыпаться с Антоном. С утра он более ласков и откровенен. Утренний секс был совершенно другим, слова более интимными, признания глубокие. Там, во сне, он тоже что-то ласково нашептывал мне на ухо, постоянно целуя мои плечи, горячо, до мурашек дыша мне в шею.
Я прижата к его голому телу спиной. Рука Антона лежит на моем животе, а его дыхание щекочет кожу. И теперь я не уверена, что это все мне снилось. Совершенно не помню, как уснула и как оказалась на кровати. Да и не важно. Самое страшное уже произошло… Я опять впустила его в себя, и дело даже не в теле…
В его объятьях всегда жарко. Аккуратно убираю тяжёлую ладонь, переворачиваюсь, слегка целую его лоб, понимая, что температуры нет. Аверин всегда крепко спит, особенно после бурных ночей, потому что выкладывается по полной. Это у него не отнять.
Тихо встаю с кровати, иду в ванную, умываюсь холодной водой, несколько минут просто смотрю на себя в зеркало: пара отметин на шее, ключицах, груди. Антон не может не оставлять на мне следов. Он всегда так делал, обозначая свою территорию. Ни о чем не думаю, потому что если впущу произошедшее в себя, то сойду с ума.
Тихо выхожу из ванной. Собираю свои вещи и одеваюсь. В зоне гостиной на стеклянном столике лежит записная книжка и ручка. Открываю – там телефоны, адреса, имена. Переворачиваю на чистую страницу, перевожу взгляд на спящего Антона, и что-то больно ноет внутри. Нет. Наше время ушло. Жить эмоциями и порывами губительно.
«Пей, пожалуйста, лекарства и хорошо питайся хотя бы во время болезни. Отсутствие симптомов не означает, что болезни нет. Не ищи больше встреч. Если ты еще что-то ко мне испытываешь – остановись, пожалуйста. Это моя просьба. Ты говорил, нам нужно долюбить. Так вот мы долюбили. Начни новую жизнь. Иногда нужно переболеть, чтобы выработался иммунитет. Попробуй, и у тебя получится. Прощай. Надеюсь, больше не увидимся».
Ставлю в конце жирную точку, на эмоциях прорывая бумагу. Дышу глубоко. Чувствую себя, будто ампутировали душу. Как говорит Захар: «Все губительное и нерациональное нужно исключать и искоренять».
Оставляю ежедневник открытым, подхватываю сумку, обуваюсь, беру куртку и тихо покидаю квартиру. Не оборачиваюсь, чтобы даже не возникло мысли остановиться. Ничего уже не вернуть. Я повернула жизнь в другое русло и должна идти этим путем, а не на поводу у чувств. Пока спускаюсь, надеваю куртку, плотно застегиваюсь. На улице ветрено и холодно. Очень холодно, мое дыхание рвется от быстрого шага, и изо рта вырываются белые клубы пара. Иду быстро, убегаю прочь.
Не хочу анализировать, не хочу ничего вспоминать. Хочу прийти в себя, вернуться в прежнее вменяемое состояние, где я жена и мать. Нужно переформатироваться и выкинуть все лишнее и ненужное из головы.
Когда отхожу от его дома довольно далеко, замедляю шаг, вынимаю из сумки телефон, чтобы позвонить свекрови и узнать, как там Нюся. И только тогда понимаю, что телефон на беззвучном, и там десять пропущенных от Захара и ещё много сообщений. Боюсь их открывать. Захар довольно проницателен, он считывает меня только по тону голоса.