Моя дорогая Ада

После дальнейших экскурсий в мир Элвиса и Билла я побежала в спальню родителей, обыскивать шкаф. А потом разложила перед Спутником захваченные платки, шали, каракулевую шубу, разные галстуки и бабочку отца.

– А теперь, дорогой господин Спутник, я устрою небольшое представление как предвкушение поджидающего вас мира, чтобы, если получится, убедить вас жить другой, лучшей жизнью. Жизнью, где нет школы, где можно пропустить детский сад и запрыгнуть прямиком на трон, откуда вы сможете целый день пукать и какать взрослым на головы. И есть шоколад сколько душе угодно. Деньги нам не нужны, мы их сожжем, ведь мир уже принадлежит нам.

Меняя костюмы, я танцевала под музыку Джерри Ли, Джонни[17], Хэнка[18] и Чака[19], разыгрывала самые дикие пантомимы, изображая дрожащих старушек с их слюнявыми супругами, которые безостановочно ругались и тыкали указательными пальцами в небо, а Спутник восторженно катался по полу. Потом, в перерыве, появился обещанный шоколад. Без зависти и сожалений я отказалась от целой банки «Кошачьих язычков», лучшего молочного шоколада, подаренного мне дядей Шоршем в последнюю встречу компании.

Я снова поставила «Тутти Фрутти» – никак не могла наслушаться. У Спутника происходило нечто похожее с «Кошачьими язычками». Слишком увлеченная своим представлением, я не заметила, что вскоре он принялся вытирать испачканные шоколадом ручки об стены и ковер. И лишь когда я изнеможенно повалилась рядом с ним на пол, мой взгляд упал на банку. Она опустела.

– Все «Кошачьи язычки» в животе у Спутника? Исчезли? Магическим образом растворились? Черт подери, Спутник, даже я на такое не способна, хотя люблю «Кошачьи язычки» больше всего на свете.

Я смачно поцеловала его в крошечный ротик. В знак благодарности он рыгнул мне в лицо. Поскольку он казался немного бледным, я побежала на кухню за яблочным соком. Когда я вернулась, он лежал, блаженно закатывая глаза, и смотрел на меня.

– Итааак, представляю вам потрясающее яблочное вино, особый сорт из нашего погреба.

Я протянула ему бутылочку. А потом нас захлестнули события. Точного порядка я уже не помню. Эту часть вечера омрачила разразившаяся чуть позднее катастрофа. Помню только, как цвет лица Спутника удивительным образом сменился с огненно-красного на восково-белый с легким оттенком зеленого. Его взгляд оцепенел, дыхание замерло, и из широко раскрытого рта вырвался шоколадный поток, ударил мне в лицо, фонтанами залил стены и пол. Из маленького тела вырвался Всемирный потоп. Я хваталась за все подряд – туалетную бумагу, полотенце, швабру – и прыгала между Спутником и стеной, отчаянно пытаясь скрыть следы катастрофы, но прежде всего – остановить этот угрожающий поток. Его выпученные глаза потускнели, одышка постепенно стихла, превратившись в слабое дыхание.

Когда родители вошли в ванную, он лежал у них под ногами, как выброшенная на берег золотая рыбка, задыхаясь и закатив глаза. Я прочла на их ожесточенных лицах свой смертный приговор.

Нод

Согласно Библии, Каин был изгнан Богом после убийства брата. Ему пришлось покинуть свою землю и отправиться в землю Нод. После грехопадения родители решили изгнать меня в школу на острове Шарфенберг посреди озера Тегель.

На пристани переправы висел тяжелый кусок железа. Отец по нему ударил, и с противоположного берега к нам двинулся выкрашенный в красный цвет паром.

– Остров – настоящий рай. Carpe diem. Лови момент. Это не продлится вечно.

Он смущенно погладил меня по голове. Когда отплыли на несколько метров и я обернулась, он помахал рукой и исчез. Мне кивнули два мальчика на борту. С чемоданом и рюкзаком я молча двигалась к новому жилищу. Я не замечала ни пляжа, ни криков птиц, ни брызг. Весь остров напоминал стеклянный колпак, под которым я теперь буду влачить существование, оторванная от мира.

Ученики жили в шести зданиях. Современная функциональная архитектура, застекленные вестибюли под покатой крышей, а перед ними – окруженная стенами терраса с промытым гравием для уютных посиделок. Я никогда не видела, чтобы там кто-нибудь сидел. В 1-м и 2-м корпусах жили девочки, а с 3-го по 6-й – мальчики. Моя комната находилась на втором этаже корпуса 1. Я делила ее с тремя девочками. Табеа, на два класса старше меня, крупная и решительная блондинка, Элизабет, младшая, столь же скучная, сколь застенчивая, и коренастая, всегда оживленная Хейнрике, которую они называли Хейни. Перед Табеей, как перед самой старшей, следовало отчитываться при отъезде с острова на выходные и возвращении в воскресенье. Утвержденные руководством школы поездки посреди недели тоже тщательно контролировала она. Мы возненавидели друг друга с первого дня и старались сталкиваться как можно реже.