— Подожди меня! — Я опомнился и побежал следом. Не хотелось бы затеряться здесь.
Меру дошёл до угловой двери, вызолоченной и расписанной очень искусно нильскими пейзажами: тростники, дикие гуси в воде… Стражники были и здесь, они поклонились Меру и открыли перед ним дверь. Он вошёл, и мы с Семерхетом тоже. Я остолбенел. Это были царские покои, и на золотом ложе (том самом, что было в сокровищнице!) лежал сам Семерхет. Его волосы были украшены венком из мелких белых цветов, в руке он держал чашу с ароматным вином, перед ним танцевали полуобнажённые египтянки, услаждая его взор.
— Да, так оно и было… — прошептал Семерхет.
— Приветствую тебя, мой господин. — Меру быстро опустился на край ложа, и его губы коснулись губ фараона.
У меня засосало под ложечкой. Это был не дружеский поцелуй, но поцелуй двух любовников. Тогда становилась понятной горечь фараона: он потерял того, кого любил… В душе заскреблись какие-то кошки. Почему и мне горько смотреть на это?!
Фараон приказал танцовщицам уйти, и в одно мгновение покои опустели.
— Пей. — Фараон вложил в руки Меру свою чашу. — И рассказывай.
— Твои губы слаще вина, — возразил тот, но пригубил из чаши. — Мой господин, боги на нашей стороне! Мы проведём ритуал сегодня же: когда серп Луны коснётся вершины пирамиды, условия будут наиболее благоприятны. Вот. — И он положил возле Семерхета небольшую коробочку, от которой исходил резкий неприятный запах. — Этого будет достаточно.
— Отлично. — Семерхет взял коробочку и спрятал её в складках своей юбки. — Значит, в полночь… Возьми. — Фараон снял с шеи медальон (мой медальон, я невольно сжал свой в ладони) и отдал его Меру. — Это ключ к вечности. Дальше делай то, чему я тебя учил.
— Да, мой господин…
Их губы снова слились в страстном поцелуе. Я отвернулся.
Меру встал, поклонился фараону и вышел. Семерхет раскинулся на ложе и закрыл глаза.
— Идём. — Эрпат потянул меня за руку. — Нам стоит последовать за Меру.
Меру шёл так быстро, что нам пришлось почти бегом бежать, чтобы поспевать за ним. Вот он завернул в один из коридоров и остановился. Семерхет так сильно сжал мою руку, что я вскрикнул.
— Он не должен быть здесь… — пробормотал эрпат.
Меру разжал ладонь и посмотрел на медальон, глаза его были холодны и даже жестоки… и теперь он уже не казался мне красивым… может быть, из-за того, что я увидел в покоях фараона. Да, наверное, именно поэтому. Я нашёл этого фараона, воскресил, сам не знаю как, и теперь мне хотелось, чтобы он был только моим. Но вот теперь призрак из прошлого стоял между нами. Я покраснел от этих мыслей и вжал голову в плечи.
— А, вот и ты! — сказал Меру, оборачиваясь.
В конце коридора появилась сгорбленная фигура в плаще с капюшоном, приблизилась.
— Это же… — Рука Семерхета задрожала.
— Что ты мне скажешь? — Из-под плаща высунулась сухая рука и сняла капюшон.
Светильник был как раз возле них, и легко было разглядеть в незнакомце тощего остроглазого старика в клафте.
— Хефау! — выдавил эрпат.
— Хефау? — поражённо воскликнул я.
Перед нами разворачивалась гнусная сцена предательства. Меру поклонился, поцеловал трясущуюся параличом руку фараона (теми же губами, что несколько минут назад целовали эрпата!) и доложил:
— Всё готово, мой господин. Сегодня же Семерхет покинет этот мир.
— Позаботься о том, чтобы он никогда не вернулся. — Хефау вытащил из-под плаща завёрнутый в ветхий лоскут кинжал (тот самый, что сейчас лежал в моём рюкзаке).
Меру поклонился, спрятал кинжал и поспешно удалился. Хефау накинул капюшон и растворился в темноте.
— О Меру… — горько произнёс Семерхет. У него снова был жалкий вид, как и в первые минуты после воскрешения. Быть преданным любимым человеком…
— Мне жаль, — сказал я.
— Идём, — сухо отозвался эрпат. — Я должен выяснить всё до конца.
Он провёл меня через потайной ход к гробнице. Пирамида стояла на холме (лишь тысячелетия спустя пески погребут её), вход уныло зиял пустой глазницей. Была глухая ночь, над вершиной пирамиды слабо брезжил серп молодой луны, кое-где загорались первые звёзды.
Вот темноту разрезал свет факелов, показалась процессия — фараон в сопровождении жрецов в тёмных хламидах. В шаге от пирамиды эрпат приостановился, бросил последний взгляд на звёздное небо и сказал:
— Дайте мне немного времени.
Жрецы поклонились и застыли. Семерхет вошёл внутрь (мы последовали за ним), дошёл до погребальной камеры. Наклоненный на стену, стоял саркофаг. Семерхет опустился на ложе и достал ту коробочку.
— Что это? — шёпотом спросил я.
— Яд, — так же ответил Семерхет.
Фараон помедлил, открыл коробочку и перевернул её над ладонью. В его руке оказалась небольшая горошина, источающая резкий запах белладонны. Семерхет посмотрел на неё, быстро поднёс к губам и проглотил.
— Что? — воскликнул я. — Так ты… покончил с собой?
Лицо фараона побледнело, он схватился руками за горло и упал на ложе бездыханный. Семерхет подошёл к ложу и с горькой улыбкой объяснил мне: