Дальше — Дворец культуры имени того же Ленина. У каждой колонны угнездилась компания. Густо накрашенные девочки обмахиваются березовыми вениками: комары. Подходы к ДК плотно усыпаны уже пустыми бутылками. У калашниковской молодежи есть еще одно развлечение — «горящие карты». Это когда проигравший в «дурака» должен поджечь какой-нибудь дом.
«Зато теперь пожарная часть Калашникова чуть ли не самая профессиональная в области», — говорит Уля.
Дальше — школа (зданию 120 лет), затем — училище, «поновее», 75. И — пожарище от сгоревшей больницы, заросшее фиолетовыми цветами. Уля рассказывает, что каждые выборы здесь начинаются с того, что больницу обещают отстроить заново. Но дальше фундамента дело пока не продвинулось. И из Калашникова едут лечиться в Тверь — за 64 километра.
Напротив руин больницы — амбулатория. Здесь можно получить скорую медицинскую помощь. Перегнувшись через забор, смеются две нянечки в белых платочках. Тут же топчется бабушка — Галина Михайловна, 73 года. Галина Михайловна услышала, что в амбулатории скоро откроют дом престарелых, и пришла «встать в очередь»: «Одинокая я, немощная, заботиться обо мне некому, так я к вам пойду. Вот только картошку докопаю и сразу пойду».
Калашниково заканчивается. Начинается лесная дорога, которая, по словам Ули, вскоре перейдет в «непролазное месиво». Уле пора обратно на станцию, а мне предстоит пройти семь километров до деревни Бухалово.
Пытаюсь дать Уле номер телефона: чтобы было где остановиться, когда приедет поступать во ВГИК. Уля телефон брать не хочет:
— Обойдусь. И знаешь, мне нечего делать в вашей Москве. Там надо просить, заискивать, быть обязанной. По телевизору: «связи, связи, связи…» Я, наверное, слишком гордая. Я хочу здесь хозяйкой, в своем хуторе. Чтобы и дом на солнечных батареях, и канализация, и лошади, и собаки, и машина-внедорожник. Я знаю, что для этого нужно много работать.
— Я много работаю. Мне двадцать шесть, и я все время работаю, — говорит Уля. — Но, наверное, чтобы сбылось, надо жить в другой стране.
Затем Уля подробно объясняет, что, если встречу медведя, надо «взять палку побольше, поднять руки и махать ими над головой — тогда он подумает, что перед ним большой зверь, и, наверное, уйдет». «Не кричи только, — говорит Уля. — Зверей это очень раздражает». Уходит.
От поселка Калашниково до деревни Бухалово идти около двух часов.
Лесная дорога, вначале вполне приличная, с каждым шагом становилась все хуже, потом свернула в поле и просто исчезла. Дальше направление задавали несколько глубоких выбоин, оставшихся, видимо, от грузовых машин. Идти приходилось быстро, иначе ноги просто уходили в землю. Подгоняли и тучи комаров. Насекомые забивались в ноздри, в уши, легко прокусывали матерчатые кеды. Смотреть приходилось исключительно вниз — не подвернуть ногу, не сползти в грязь. А потом я до колен ухнула в наполненную водой яму, и искать, где посуше, стало бессмысленно. Я потеряла ощущение времени и топала, топала, топала. Дорога снова свернула в лес.
К деревне Бухалово я вышла уже ночью. Над двумя рядами деревянных домов вырастали две вышки сотовой связи и один-единственный горящий фонарь. Рядом скучал завязший в грязи и уже заросший травой ржавый трактор.
В Бухалове — 65 домов. Сложно поверить, но когда-то здесь был животноводческий совхоз, школа, магазин, клуб и медпункт. Была, конечно, и дорога.
Теперь единственная связь деревни с миром — это железка. Раньше здесь останавливались все спировские, академические, вышневолоцкие и бологовские электрички. С появлением «Сапсана» количество «собак», останавливающихся на станции, сократилось ровно вдвое. А сейчас отменили и первую утреннюю электричку, и все вечерние в сторону Бологого.
Администрация сельсовета Краснодарского сельского поселения, к которому принадлежит Бухалово, сидит в селе Бердичево и в деревне появляется раз в несколько лет на тракторе — на выборы. Но два года назад разъяренные местные алкоголики погнали «мужика с ящиком» через всю деревню. Больше администрация в Бухалове не показывалась.
30 мая тетя Валя — Валентина Михайловна Алексеева — вышла на пенсию. Тридцать девять лет оттрубила слесарем-ремонтником на тверском хлопчатобумажном — хватит. Собрались всей деревней отмечать. Послали гонца на электричку за продуктами, накрыли столы. Расселись. И тут рухнула печка.
— Атомная бомба отдыхает! — смеется тетя Валя. — Взрыв, пыль… Отчихались, а сами все серые, и вся еда ровным слоем крошки присыпана.
Печку не отремонтировали до сих пор. Стройматериалы в деревню можно привезти только на той же электричке. «Скоро жить будем в этих электричках!» — говорят местные.