Моя любовь, моё проклятье

– У-у, как тебя скрутило. На тебе аж лица нет. Первый раз тебя таким вижу. Хотя, вот честно, не понимаю – чего ты так паришься? Возьми да замути с ней, ну что проще? Она, конечно, злится на тебя из-за увольнения. Но ты ей растолкуй, что служебные романы здесь недопустимы, вот и пришлось, дескать. Ну и потом с лечением помоги, там, наверное, какие-то лекарства нужны… Может, клинику для ребёнка организовать хорошую? Девочка ей хоть и не родная дочь, но всё равно для женщин это много значит. Вот увидишь, растает твоя Полина, простит и ещё сама к тебе примчится. И будешь потом гонять к ней в Новоленино по зову... плоти.

– Во-первых, не буду. А во-вторых, всё не так просто. Она думает, что я всё специально подстроил, ну типа отомстил ей.

– За что?! – хохотнул Макс. – Что подстроил?

– Да всё.

Долматов с минуту колебался – рассказывать Астафьеву или нет? В принципе, тот был в курсе той истории в лагере, фотографии даже видел. Вот только остальных действующих лиц он не знал.

Собственно, тот случай они никогда и не обсуждали. Ремир стыдился, а Макс проявлял деликатность.

Да даже спустя годы затевать эту тему было неловко, но сейчас он пребывал в такой растерянности, в таком душевном раздрае, что непременно хотелось поговорить, поделиться, посоветоваться, в конце концов.

– Помнишь тот случай в «Голубых елях»? – решился наконец.

– Ты про свои эротичные фотки? – расплылся в улыбке Макс. – Как не помнить! До сих пор жалею, что такие ценные кадры не сохранил себе на память…

Ремир вздохнул, взглянул устало.

– Ещё постебёшься или будешь слушать дальше?

– Да, прости… – а сам всё равно поджимал губы, чтобы не рассмеяться. – Слушаю, слушаю.

– Да, собственно, слушать тут и нечего. Это она была на том складе, со мной. В смысле, розыгрыш тот она подстроила. Я в неё тогда влюбился сильно, ну и она вот так пошутила…

Улыбка мгновенно сошла с лица Макса.

– Она? Вот эта милая, улыбчивая девушка Полина и есть та сука?

– Ну ты тоже давай... не говори так про неё, – нахмурился Ремир.

– Пардон. И есть та… э-э… шутница с искромётным чувством юмора? Хотя ты прав, может, она и изменилась. По юности кто не косматил? А сейчас вон племяшку растит, хлопочет, тогда как некоторые матери на родных-то детей забивают и куролесят со всякими Толиками…

– Макс!

– Ладно-ладно. Только я не понял: почему она решила, что ты ей мстил? Она тебя что, не узнала?

– Нет. Во всяком случае, сразу не узнала. А вот сегодня, оказывается, узнала. И решила, что я специально её взял на работу, чтобы переспать и выгнать.

– А это не так?

– Да, конечно, нет! Я и сам не знаю, с чего тогда так на неё набросился.

– Тут-то как раз всё понятно – закончил начатое. Дурочка просто не знает, что ты до сих пор по ней…

– Ничего я не до сих пор, – пресёк его Ремир.

– Оно и видно, – к Максу вновь вернулась прежняя весёлость.

– Что тебе видно? Просто я поступил с ней по-скотски, тогда как у неё вон какая ужасная ситуация. Естественно, мне теперь не по себе. Но ты прав, я могу сделать для неё что-нибудь… с лечением вот помочь. Только она, по-моему, не примет никакую помощь. Обиделась...

– Ну, это решается просто. Поговори напрямую с врачами. Анчугин же указал, что там за больница. Спроси, вдруг что нужно.

– Угу, – кивнул, соглашаясь, Долматов. – Сегодня, может, и заеду.

– А надо признать, хорошо она на тебя влияет.

– В смысле?

– Нууу... Стоянов, гляжу, уже по боку? – хмыкнул Макс.

– Не дождёшься! Просто одно другому не мешает.

***

Анчугин отзвонился вечером, сообщил, что коммерческий как сквозь землю провалился. Дома его нет, по родственникам прокатились – тоже не нашли, сотовый отключён.

Долматова неожиданно это не сильно и расстроило. Всё равно в понедельник объявится, рассудил.

«Ладно, сворачивайтесь и по домам», – дал отбой Анчугину, настроившемуся все выходные, если придётся, искать Стоянова – пробивать друзей, жену, друзей жены и далее по списку.

Суббота и воскресенье показались Ремиру пробелом в жизни, бессмысленным, пустым и невыносимо долгим.

Одно лишь хорошо – выспался. Но никогда прежде он так остро не ощущал, что не любит выходные и праздники, попросту изнемогает от тоски и безделья.

Правда, половину субботы он всё-таки занимался делами, даже в контору наведался на пару часов, но в воскресенье весь извёлся. Не знал, куда себя деть. И Астафьев, как назло, смотался куда-то из города со своей новой, неизвестно какой по счёту подружкой.

– Кто хоть она? – полюбопытствовал Ремир.

– Да так, – уклонился от ответа Макс. – Ты бы тоже времени зря не терял. Съезди к своей в Новоленино, сделай себе приятно.

– Угомонись уже, – Долматов отбил звонок, зная, что иначе Астафьева может понести, а выслушивать его шуточки да на такую тему совсем не хотелось.

Горностаева и без того из головы не шла. Только если до минувшей пятницы он вспоминал, в основном, их ночь, то теперь чаще думалось совсем о другом.

Жалко её было так, что сердце щемило. Ну и, конечно, стыдно стало перед ней, просто сил нет.