Моя мама - ведьма!

— Ну облепило меня глиной. Она ж сразу осколками пошла. Чего вы все так возмущаетесь, будто… А, я уже говорил про чертей, да? Ну, блин, надо другое сравнение придумать, — Викрам сводит брови над переносицей и задумывается.

Да, сегодня разговор точно впрок не пройдет.

— По возвращении ты отправишься в Гарген, к генералу Дихраму.

— К дяде?! — Викрам подскакивает, тут же резко меняясь в лице. — В его гарнизон?

Отец же, подавляя в себе накатившее было сожаление о наложенной страшной каре, кивает.

— Он давно предлагал повторить твой курс военной подготовки. Думаю, шесть месяцев в его школе пойдут на пользу твоей самоуверенности. Возможно, ты даже усвоишь, что некоторые вещи выше твоего разумения, и научишься понимать, где следует проявлять характер, а где — разум.

Викрам — не из тех мальчишек, кто будет выть и умолять о помиловании. Нет. В этом он как раз удался в Аджита — гордый и самолюбивый, до умопомрачения. Поэтому он сжимает кулаки, стискивает зубы, но натягивает на лицо самую презрительную из всех имеющихся в его арсенале рож.

— Это все, повелитель?

Когда не надо — он вспоминает об официальных, давно устаревших правилах этикета. И именно в такие минуты Аджит и может понять, что сын на него действительно зол.

На самом деле — гарнизон Дихрама действительно суровое испытание. Как и сам младший, троюродный брат раджа. Аджит и сам не особенно любит его компанию, но Дихрам верен, а значит — ему хотя бы можно доверить жизнь сына. Лишь бы ведьмы унялись, как только он покинет их клятую землю.

— Иди, — радж кивает сыну, отпуская его, — и благодари Аспес, что Шресту хватило сил отразить направленное на тебя заклинание.

Викрам останавливается на третьем шаге, оборачивается.

— Что-то хочешь мне сказать, сын? — теоретически, Аджит даже мог бы рассмотреть идею помилования, но для этого Викраму надо было бы действительно покаяться и осознать проступок.

А он — конечно же, даже не думает.

— Нет, повелитель, — дерзко чеканит мальчишка, — я иду собирать вещи. Надеюсь, этим я своей жизнью не рискую?

— Еще пара минут такой беседы — и рисковать ты будешь только целостностью того места, на котором ты сидишь обычно, — произносит отец, позволяя себе недовольство.

Нужно отдать Викраму должное — после озвученной угрозы он и не подумал ускорить шаг. Вышел все той же неторопливой, почти степенной походкой.

В какой-то момент Аджиту мерещится, что сын будто бы даже что-то в кармане синей куртки стискивает, но обыскивать его повода не находится.

* * *

Ночь после стрельбищ оказывается темной, душной, полной мучительных кошмаров. Я не ожидала ничего иного — начать колдовать после двенадцати лет строжайшего воздержания да еще и используя столько силы за раз — все равно что после долгой голодовки внезапно взять и сожрать жареного порося. Всего. За раз. Вместе с забитыми в его нутро яблоками.

Да и не впрок мне идет чародейская магия. Будто слабящего зелья выдула. Да не ложку, как положено по рецепту, а весь большой бутылек. Все-таки не зря нас издавна разделяют — слишком разные мы…

И все же от осознания содеянного меня лихорадит. Я смогла. Смогла преодолеть силу Ведьмина Замка!

Да — заплатила свою цену.

Уже вытолкав себя из постели и расчесываясь, нахожу на расческе один серебряный волос. Почти час торчу у темного зеркала в умывальне, выискивая его братишек, но нет. Волос пока единственный.

Для ведьмы — и одного его многовато, но я отношусь к этому спокойно. Если один седой волос — цена жизни моего сына, пусть. Не жалко. Я уже говорила Праше — мне замуж не ходить.

И дело не в том, что дурна собой, характер скверный да по хозяйству не умею ничего.

Умею. Лавку свою держу, в травах разбираюсь, знахарство травяное ведаю лучше всех в городе. Конечно, характер мог быть и получше, но все-таки — не злая карга, кости на головы прохожих не выкидываю. Про внешность и говорить особо нечего — сама себя не склонна называть красавицей, а мужики периодически порывались. Они, конечно, народ такой… Если выпьют сверх меры — и кикимору до потери сознания зацеловать могут.

Нет, дело не лично во мне, конечно.

А в том, кто я есть.

Ведьма, отвергнутая собственным ковеном. Лишенная магии.

Такую не возьмут в жены без оглядки, только после уговоров, делая одолжение, да и то — не любой. Один из десяти мужчин. Такой, у кого плоховато с выбором.

А я — девочка гордая. Я сама на такие варианты не согласна. Я сама выбирать хочу. И чтобы не быть мужику обузой, бесполезной колодкой на шее, той, из-за которой и ему придется привыкнуть к косым взглядам моих ковенных родственничков, да и плевкам в спину — чего уж там.

Ковен у меня злопамятный. И двадцать лет спустя ничего мне не забудет. И пусть даже двадцать старших ведьм сменятся.

Знаю, что глупо так себя вести. Матушка еще пока жива была — не один раз мне кости перемыла, что носом верчу.

— Нашла бы себе простого мужика, Рада, — ворчала она бывало, когда спина от моих растираний переставала ныть, — нарожала бы мне хоть каких внучат. Все не прозябали бы одни, в темном доме, не глотали б пыль этих твоих бесконечных чародейских книжек.