Моя Марусечка

– Да я и не копаюсь, Никит… Я просто спросила – почему ты мне раньше не сказал? Ну просто так, для информации? Просто чтоб я знала? Чтоб не попала в дурацкое положение.

– Да какое такое положение! Зачем, зачем это тебе?

Резким движением поднявшись с кресла, он круто развернулся, подошел к окну, начал пружинисто перекатываться с носка на пятку, засунув руки в карманы джинсов. Маруся, выходя из гостиной со стопкой тарелок в руках, оглянулась, и руки задрожали почему-то, и тарелки поехали вдруг в сторону – едва успела подхватить. Обиженное напряжение, идущее от Никитиной спины, передалось и ей, и задрожало что-то нервно в груди, забилось, требуя выхода. Чего это он с ней так? Ведь и впрямь – должен был сказать!

– Постой, Марусь! – глухо проговорил от окна Никита, не поворачивая головы. – Давай мы с тобой раз и навсегда договоримся – никогда больше этой темы не заводить. Ни при каких обстоятельствах, ладно? Я сейчас тебе все скажу, и больше об этом вспоминать не будем.

– Да ладно, можешь и не говорить… – пробормотала Маруся, застряв в дверях со своими тарелками.

– Нет! Я скажу! Да, я был женат. Недолго совсем. Но жена меня сама бросила. Понимаешь? Однажды взяла, собрала вещи и ушла. Навсегда ушла. И не спрашивай меня почему! Я и сам себе такого вопроса не задаю! Ушла и ушла! И все! Значит, и не было ее никогда! А раз для меня не было, значит, и для тебя не было…

– Ладно, Никит. Не было так не было.

Она дошла-таки с тарелками до мойки, включила горячую воду, выдавила моющее средство на розовую губку – все как будто автоматически. Как заведенная кукла. И так же автоматически принялась надраивать тарелки – одну за одной, одну за одной. Говорят, механическая работа плохие мысли глушит. Наверное, и правда глушит. Вода бежит из крана монотонно, тихо и деликатно позвякивает чистый фарфор, и красивые тонкие фужеры один за одним опрокинулись на чистое полотенце для просушки. Все. Надо пойти скатерть со стола в гостиной убрать…

Никиты в гостиной не было. Не было его и на втором этаже, и внизу, под балконом, тоже. Только вдали, за забором, на взгорке, меж терракотовых стволов сосен мелькнула его белая футболка. Пружиня на длинных сильных ногах, будто проверяя их на прочность, он медленно взбирался вверх, оскальзываясь на пологом, мягком от хвои подъеме. Там, за взгорком, Маруся знала, открывается чудесный вид на излучину реки, и слышно, как шумит ветер в сосновых кронах, и солнце бьет прямо в глаза, отражаясь от зеркальной глади воды. В прошлый раз вот так, хохоча, они вместе взбирались по этому склону, и он тащил ее за собой, крепко держа за руку. Интересно, а с той, с первой, тоже он так веселился? Так же за руку тащил? И смеялся так же? И все остальное – так же? Нет, лучше об этом не думать! Прав Никита – не было, не было ничего такого. Раз для него не было, то и для нее не было…

К вечеру приехали гости. То есть гости в свадебном смысле, конечно. Ксения Львовна обняла ее трогательно, назвала «милой доченькой», чем спровоцировала мамины сентиментальные слезы, потом начала отдавать короткие веселые команды – стол накрываем на веранде, шашлык жарим за домом, чтоб дым не мешал, невесту отправляем наверх, пусть приведет себя в порядок. В общем, получилась у них вечером еще одна маленькая свадьба, только более душевная. Даже песни у костра потом пели. О том, что «как здорово, что все мы здесь сегодня собрались». Заодно и еще одно открытие сделала Маруся в отношении своего мужа Никиты – как выяснилось, он замечательно играл на гитаре. И песни пел так душевно – прямо аж до слез. Слава богу, открытие это было приятным. Даже неуютность прежняя из души ушла, и тревога тоже. Все встало на свои места. Вот он, ее муж. С ней. Здесь и сейчас. И всегда так будет. Когда гостей проводили, он притянул Марусю к себе, обнял, прижался щекой к ее макушке, проговорил тихо:

– Ты не сердись на меня, Рыжик, ладно? Все у нас с тобой хорошо. Все замечательно, лучше всех. Ты у меня такая живая, теплая… Мне с тобой очень хорошо…

– Комфортно, да? – тихо спросила Маруся, сама не зная зачем.

– Ну да. Если хочешь, именно так. Именно комфортно. А это, знаешь, уже немало. Это очень даже хорошо, когда комфортно.

* * *

– Горская, зайди ко мне на минуту! – нарисовалась в дверях строгим сухим изваянием Анночка Васильевна, колко глянув на Марусю поверх очков.