Моя Марусечка

– Ага! Прям катастрофа будет, господи! Землетрясение! – всплеснула руками Яна. – Успокойся, ничего страшного не случится! А если зайдет, мы ей тоже нальем! Не боись, Наташка! А тебе, как имениннице, вообще придется полный стакан опрокинуть! Давай-давай неси посуду…

Она и впрямь заставила ее выпить полный стакан шампанского. Девчонки поверещали одобрительно, чокнулись шампанским, но через пятнадцать минут послушно разбрелись по рабочим местам. Протест протестом, конечно, а своя рубашка, как говорится, к телу поближе будет. Вскорости и Анна Васильевна заглянула в их кабинет и, удостоверившись в полном послушании подчиненных, ушла к себе. Марусе же все не давали покоя оброненные Яной словечки об ее увольнении да связанном с ним почему-то страдании. Тихонько подъехав на своем стуле к Наташе, она спросила у нее полушепотом:

– Слушай, а что это ваша Яна так странно выразилась? Будто бы она из-за меня пострадала.

Наташа, пьяненько на нее взглянув, свела белесые бровки в кучку, улыбнулась размыто:

– Ой, а ты будто сама не врубаешься.

– Нет. Не врубаюсь. Извини… – растерянно пожала плечами Маруся.

– Да ладно! Неужели ты думаешь, что такое место только того и дожидалось, когда ты из своего Кокуя к нам изволишь пожаловать? Тут, между прочим, и без тебя желающих полно было его занять.

– Но она же сама уволилась! Она так сама сказала, я слышала!

– Не уволилась, а уволили. Вернее, попросили уволиться. А здесь, когда о чем-то просят, то фиг воспротивишься. Никакой профком за тебя не заступится.

– А почему ее попросили? Неужели из-за меня?

– Ну, не так уж чтобы из-за тебя. Янка сама виновата – начала плетью обух перешибать. Так впереди паровоза побежала, что пятки засверкали!

– Не поняла…

– Ну, в том смысле, что работала она хорошо. Она же очень умная, Янка. И хваткая.

– Да. Она действительно хорошо работала… – задумчиво пробормотала Маруся. – Я по документам вижу, что хорошо. Мне до нее далеко…

– Хм… Тебе-то, конечно, далеко! Потому тебя Бритва… ой, то есть Анна Васильевна сюда и притащила. Тебя-то небось не попросят. У нас тут, знаешь, увольняют не за плохое, а за хорошее. Нельзя быть умнее царевны, понимаешь? А Янку… Слишком уж ее Говоров в присутствии Анны Васильевны нахваливал.

– А кто это – Говоров?

– Ну, ты даешь! Это же генеральный наш! Анна Васильевна как-то в отпуск укатила, а Янка за нее временно осталась. Ну, и вот…

– Что – вот?

– Полный поворот, вот что! Ой, да чего я тебе объясняю! Тоже мне, дурочкой прикинулась. Извини, мне работать надо!

Скукожившись розовым личиком и снова сдвинув бровки, Наташа преувеличенно внимательно уставилась в экран компьютера, отъехав от Маруси на своем стуле. Вернувшись за свой стол и посидев минуту, Маруся хотела было еще раз обратиться к Наташе с очередным смутно возникшим вопросом про Яну, и уже развернулась резко, но вдруг увидела, как, выпучив злые глаза в сторону Наташи, Таня Валишевская красноречиво вертит дырочку пальцем у себя на виске. И шепчет вдобавок что-то злое и сердитое. И обращаться Маруся больше не стала. Сидела, задумавшись, слепо рассматривая таблицу на экране монитора. Цифры прыгали у нее перед глазами, будто посмеиваясь. И на душе было нехорошо. Смутно было на душе, испуганно как-то. В очередной раз пришла мысль – зачем только она сорвалась сюда из своего Кокуя, дурочка… Потом, вздохнув и резко встав с места, решительно направилась к выходу из кабинета. Не любила Маруся такой мешанины у себя в голове. Терпеть не могла. Там, в голове, всегда полный порядок должен быть – мысль к мысли, цифирка к цифирке.

– Господи, Марусь… Чем у тебя голова занята? Тебе отчет к концу дня сдавать, а ты дурацкие вопросы мне задаешь. Какая тебе разница, кто и по какой причине отсюда уволился? Тем более это до тебя было… – удивленно-сердито уставилась на нее Анна Васильевна. – Это Краснова тебе что-то такое наговорила, да?

– Нет. Ничего она мне не говорила. Я так, сама для себя спрашиваю. Она же вообще-то хорошим экономистом была. Я гораздо хуже ее соображаю.

– Да кто тебе сказал, что хуже? С чего ты взяла? Поверь, что мне лучше знать, кто хуже, кто лучше! А эта Краснова… Вот дрянь какая! Злится, как плохая танцорка. Ты успокойся давай, Маруся! Посмотри на себя, аж побледнела вся. Брось! Не стоит эта Краснова, чтоб из-за нее еще такие бледности себе позволять! И вообще давай начинай привыкать как-то к новым условиям. Здесь на твоей природной доброжелательности да милой простоте далеко не уедешь!

Домой Маруся шла с тяжелым сердцем. Бог его знает, откуда, но влетел в голову надрывный мотивчик из песни Высоцкого: «…Нет, ребята, все не так, все не так, ребята!» Странно даже. Вовсе не была она из той породы людей, которые рьяно ищут во всем протеста. Наоборот, всегда довольна была своей жизнью. Если не считать той истории с Колькой, конечно. Кстати, это ж его любимая песня была. И голос в голове звучит сейчас не Высоцкого, а Колькин! Даже захотелось ему вдруг подпеть-поддакнуть – ага, мол, Колька, действительно, все не так…