Моя милая ужасная невеста

Привстав на локте, я сняла высохшую салфетку с его лба и с превеликой осторожностью легонечко прикоснулась ладонью. Торстен резко раскрыл темные глаза цвета переспелой черешни. Некоторое время в гробовом молчании мы смотрели друг на друга.

Внезапно его зрачки расширились, на горле сократился кадык. Рука над головой сжалась в крепкий кулак, на запястье напряглись мускулы. Казалось, усилием воли Зак удерживал себя от соблазна проверить, насколько тонок батистовый покров, прятавший мое тело. А мне внезапно приспичило, чтобы он действительно проверил…

– Жар спал. Хочу умыться, – без пауз пробормотала я и откатилась на другой край кровати. – Тебе еще нельзя в купальню. Надо, чтобы кожа поджила. Сейчас вернусь и помогу обработать пятна мазью…

– Марта, – тихо позвал Закари.

– Что? – быстро оглянулась я. – Принести воды или?..

– Открой, пожалуйста, комод, – перебил он таким вежливым тоном, что я моментально прикусила язык и пошлепала к комоду.

– Какую полку?

– Верхнюю.

Именно так и поступила. Выдвинула верхний ящик, из которого ночью не глядя выудила рубашку, и спросила:

– Что тебе достать?

– Штаны.

– Какие? – придирчиво уточнила я.

– Любые! – в его голосе внезапно прорезалось раздражение. – Просто достань штаны и надень их!

– Да я в них утону!

– Тем лучше, – прошептал он, прикрыв глаза ладонью.

– Кто ты, святой брат, ни разу не видевший женских коленок? – скривилась я и, задвинув ящик, ушла в ванную.

Не знаю, что за приступ благочестия случился у Закари, но я оделась в академическую форму, и в спальню вернулась исключительно приличная: в брюках и рубашке. Осталось нацепить драконий медальон, и хоть сейчас на практикум по темным искусствам. Тот как раз начинался через полчаса. Накануне я предупредила Эмбер, что, скорее всего, не появлюсь на занятиях, и подруга обещала прикрыть меня перед деканом.

– Надеюсь, теперь мой вид достаточно скромен, господин Торстен, чтобы помочь вам с мазью от пятен? – спросила я. – Вставай. Давай лечиться.

Он что-то пробормотал себе под нос, но сел на кровати и спустил ноги на пол.

– Снимай рубашку, – деловито скомандовала ему, взяв с подоконника жестяную банку с мазью. – Сейчас полечимся, и пойду добывать нам завтрак.

– Опять будешь готовить? – насторожился Закари, только начав раздеваться.

– Не мечтай.

– Еще много осталось каши? – его голос дрогнул.

Целая кастрюля, но полагаю, мне просто не удастся расковырять овсяные топи и не лишить этот дом последней столовой ложки.

– Вчера я устроила особый сервис для больного, помирающего от лихорадки, – пояснила я. – Сегодня ты не помираешь, поэтому не буду тебя сильно жалеть и принесу еду из таверны.

– Спасибо, – искренне поблагодарил он, кажется, испытав такое облегчение, что должен был вмиг исцелиться просто от радости.

К сожалению, радость от ветряной оспы не лечила, а только витаминная настойка, пахнущая сельдереем мазь и время.

Закари стянул рубашку одним гибким движением и, поднявшись на ноги, повернулся спиной со сложным рисунком на лопатке. При взгляде на него сестра милосердия во мне мгновенно померла. Невозможно в принципе строить из себя «сестру», когда смотришь на красивую мужскую татуировку.

Я зачерпнула мазь и для чего-то предупредила:

– Начинаю.

Прозвучало странно, вроде как объявила: «на старт, внимание, марш». От первого прикосновения Закари вздрогнул.

– Больно? – Я быстро отдернула руку.

– Мазь холодная, – ответил он и добавил ворчливо: – Руки тоже.

– Не обмерзнешь!

Прикасаться к обнаженному телу Торстена оказалось неожиданным опытом. В замешательстве легкими касаниями я намазала ему спину там, где было необходимо. Зачем-то почесала себе нос, чуток обмазала заодно себя липкой пахнущей сельдереем гадостью и под благовидным предлогом сбежала умываться ледяной водой, оставив больного наедине с жестяной банкой мази.

День прошел тихо и невыразительно: между приступами жара у Закари и моими приступами немедленно привести его в чувство жаропонижающим порошком. По дороге в таверну я тишком избавилась от испорченной кастрюли вместе с кашей, а по возвращении убрала кухню, насколько хватило таланта домохозяйки.

Торстен отсыпался, пил снадобья и послушно подставлялся под мазь. Один раз не выдержал и попросил почесать спинку. Пришлось пригрозить, что опутаю его магической сетью и прикую к кровати.

– Серьезно? – Он посмотрел на меня над плечом.

Судя по тому, как заинтересованно блестели темные глаза, мысль ему импонировала.

– И тебе не понравится! – уверила я.

Следующим утром он встал как огурчик. В смысле, чуток зелененький и в пупырышках. На предложение намазать эти самые пупырышки бриллиантовой зеленью, чтобы совсем походить на огурец, Торстен глянул на меня, как голодный дракон на упитанную жертву. Стало ясно, что побочного эффекта в виде нормального чувства юмора ветряная оспа не давала и стоит куда-нибудь смыться, пока мы друг друга не загрызли. Такой кровожадный огурец, право слово!

– Жар ушел, с банкой мази ты знаком, съезжу в общагу за чистыми вещами, – быстро предложила я. – Через пару часов вернусь. Не смей мыться!