Моя (не) родная

Вода в ванной продолжала шуметь. Я помедлила, но всё же вышла в коридор. Посмотрела в глазок. Перед тем, как открыть, я колебалась недолго. Резкий щелчок замка, ручка, опустившаяся под пальцами.

Распахнув дверь, я посмотрела на Наташу. Прямо, не прячась.

– Что ты… – она выдавила пару слов и затихла.

Да, Наташа. Это больно. И нет, это не месть.

Глава 16

Данил

Холодный душ не помог. Хотеть Агнию меньше я не стал. Толку, что яйца перестали звенеть бубенцами?! Знал: увижу её – и всё, пиши пропало.

Только собрался выключить воду, услышал крики из коридора.

– Добилась своего, сука?! Получила, что хотела?!

Блядь! Крепко выматерившись, я наскоро влез в джинсы и бросился в коридор. Агния стояла, опираясь задницей о тумбочку. Сквозь рубашку отчётливо виднелись соски, ноги были голыми, волосы – мокрыми. Проклятье! Взгляд Наташки переметнулся с неё на меня. Губы дрогнули.

– Вот так вот, да, Данил? – всхлипнула она. По её щекам текли слёзы. – Семь лет…

Я хотел подойти, но Наташка отпрянула. Отдёрнула руку, попятилась.

– Спасибо, что позаботилась о Дане, пока меня не было, – сказала Агния. – Но теперь я вернулась, Наташа. И, как бы ты этого ни хотела, уезжать не собираюсь. Так что извини.

Дрянь! В этот момент мне захотелось удавить рыжую стерву. Руки так и чесались.

– Агния, – процедил я, едва сдерживая готового сорваться с цепи зверя. Она и бровью не повела, развернулась и пошла в кухню. Почти сразу же оттуда донёсся шум кофемашины. Я снова сделал шаг к Наташке, она – от меня.

– Ненавижу вас обоих! – просипела она. – Ненавижу! Тебя и её ненавижу!

Резко развернувшись, она бросилась прочь из квартиры. Я рванул было за ней.

– Проклятье! – рявкнул я и, наспех обувшись и накинув первую попавшуюся куртку, выбежал на площадку

– Наташа! – гаркнул я вслед удаляющемуся стуку каблуков. – Чёрт, – выругался себе под нос. Перемахивая через две ступеньки, попытался догнать её, но дверь внизу хлопнула раньше, чем я успел добраться до первого этажа.

– Мать твою, – я ударил по кнопке домофона и выскочил на улицу.

Наташку увидел почти сразу – её платье мелькнуло в свете фонаря сигнальным огоньком.

– Наташа!

Она не останавливалась. Я продолжал слышать стук каблуков, теперь уже об асфальт. Агния, сука!

– Наташа!

Путь ей преграждала дорога. Я надеялся, что у неё хватит благоразумия закончить эти бега, но она бросилась прямо на проезжую часть.

Блядь! Чёрный седан отчаянно засигналил, но было ясно – затормозить он уже не успеет. Не думая, я бросился вперёд. Звук клаксона больно ударил по ушам, визг тормозов на мгновение оглушил. Толчок, асфальт, вспышкой – Наташкин вскрик. От обжигающей боли в ладони в глазах потемнело. На секунду мне показалось, что я умер и родился заново. Дикий вой пронёсшейся в миллиметрах машины ещё звучал в ушах, а я смотрел на лежащую подо мной Наташку и не верил, что успел оттолкнуть эту дуру.

– Идиотка, – прохрипел я, сглатывая.

Лицо её искривилось. Слёзы потекли по лицу. У меня адски болела рука, но зато мы были живы. Мы оба.

– Ты соображаешь… – Я хотел помочь ей подняться, но только дотронулся до неё, и Наташка всхлипнула.

Да чёрт подери.

– Живот, – проскулила она, плача. – Больно. Даня…

Я лихорадочно вгляделся в её лицо. Она закусила губу и опять заскулила. Дотронулся до её живота, нихрена не соображая, что должен делать. У края дороги начали собираться люди, возле нас притормозила машина. Кто-то крикнул, чтобы вызвали скорую. Я опустил руку ниже и почувствовал влажное тепло. Посмотрел на пальцы.

– Ребёнок…

На пальцах была кровь. Появилось ощущение, что я попал в дурной сон. Людей становилось больше, кто-то что-то говорил, но я видел только искажённое болью лицо Наташки и отчаяние в её глазах.

– Я не хочу его потерять, – заплакала она. – Нет, не хочу.

– Наташа, – я сжал её руку.

Хотел поднять её на руки, но какая-то женщина остановила меня. Словно в тумане, я что-то говорил, успокаивал Наташку, но не мог придумать ничего толкового. Теперь я ясно осознавал, что надо было кончать с этим фарсом раньше. Сжимал тонкую руку, смотрел на бурые пятна запёкшейся на пальцах крови и… ничего не чувствовал. Ни страха, ни боли. Лишь лёгкое чувство вины, только и всего. Жизнь моего ребёнка висела на волоске, а мне было, чёрт подери, всё равно, и я знал почему. Это была не та, не та женщина. Не та, блядь!

Тут послышались звуки сирены. В ночи заблестели маячки скорой. Вой становился громче до тех пор, пока не стал оглушающим. Вокруг Наташки засуетились врачи, меня отвели в сторону.

– Я поеду с ней, – выдавил я глухо, когда Наташку стали укладывать на носилки.

– Вы кто пострадавшей? – медсестра, обрабатывающая мою ладонь, одарила меня строгим взглядом.

– Я… – хотел сказать, что я её будущий муж, но язык не повернулся. Глянул на носилки, на толпу, на девушку в халате. – Я отец ребёнка. – И добавил с нажимом: – Я поеду с ней, чёрт подери. Это не обсуждается.

Агния

Дура! Ругая себя последними словами, я бросила в раковину грязную ложку. Что и кому я хотела доказать? Себе? Наташе? Предоставила бы Данилу самому объяснить ей, что и как. Так нет же!