…В старом подъезде привычно, тошнотворно пахло куревом. Двери рассохлись и скрипели, сквозь щели сочился свет. Небо было пасмурным – скоро как хлынет!
Ната вошла в дом, и ей показалось, что оживают призраки.
Брызнули врассыпную кошки. Блеснула надпись «Рыбий глаз – алмаз», четверть века назад нацарапанная на кирпичах. Та старая выбоина в штукатурке по-прежнему походила на кукушку. А вот тут, у входа в подвал, братья хранили велосипеды.
Тянуло сыростью и прохладой.
Как заблокировать, а затем отсоединить часть корабля, Ната знала отлично. Всё шло как по маслу – руки и механизмы слушались отлично, просто идеально, но – лишь до свечи. Встретившись с ней, Ната выругалась; мелкая, капризная, необходимая свеча, нагревающая термозапор клапана… Почему именно её? Почему сейчас?
Чернушки сломали свечу, и до замка было не добраться. Ната выругалась ещё раз – бодрее, спокойнее – и постаралась вспомнить, что им говорили: что делать, когда ломается свеча. Сначала на лекциях. Потом – в институте эмуляторов. Несколько раз они чинили доставленные на Землю сломанные свечи – гладкие, из не дающих отражения, с напылением абдрамона кварцевых пластин.
Инструктор добивался, чтобы движения были автоматическим.
– Там раздумывать будет некогда, – то и дело слышали студенты ИОХа. – Там у вас будет три минуты.
– Там у вас будет три минуты, – отдалось в голове из далёкой дали. Три минуты… Никто не предупреждал, что будет так жарко, несмотря на абдрамон, на поглощающие радиацию браслеты. Зато кто-то из студентов говорил, что нужно выбрать самое прохладное воспоминание.
Так Ната и сделала.
Она поднималась всё выше, по выщербленным влажным ступеням. Дверь квартиры – красная, наискось перетянутая жёлтыми джутовыми нитями, – открылась с привычным чпоканьем, с лязгом металлического замка. «Странно, – мельком подумал она. – Ключ-то не доставала… Как она открылась…»
Из окна, сквозь занавески, ослепительно полыхнуло закатное солнце – вспыхнуло прямо в глаза, опалив ресницы горячим сухим жаром.
«Ничего. Скоро дождь, – вспомнила Ната и прошла в сумрачную квартиру. – Станет прохладней. А пока нужно закрыть шторы…»
Солнце слепило так, что Наташа пробирался к окну почти наугад, на ощупь. Но откуда-то знала, куда идти и что делать. Руки делали всё сами; зев окна сужался, свечение уже не резало глаза так сильно. В какой-то миг она поняла, что видит всё отчётливей, и веки уже не режет светом. Шторы сходились под ловкими пальцами, горячее нутро солнца, в которое погружались перчатки, переставало пульсировать, вспыхивало всё реже, успокаивалось и наконец успокоилось, засветившись ровной, золотистой короной…
Кухню стало видно совсем хорошо: круглый стол, лампа, букет полевых цветов; от них веяло прохладой. Тикали часы; время тянулось ласково и мерно. Слушая стрекочущие удары секундомера, Ната удивилась, что прошло всего три минуты – вернее, даже не прошло: ещё не было финальной вспышки.