Моя палата

   Тома скривила губы. Ей было неприятно, что он звонит другой женщине. Баба Нина вернулась к журналу, а Степан просто наслаждался тем, что у него так здорово получается сидеть ровно. Егор Матвеевич повернулся на каблуках и принялся измерять коридор шагами, "словно собирался перестилать в нем линолеум". Он несколько раз исходил его вдоль и поперек, задумчиво натирая ладонь о пробившуюся щетину. Вернувшись к посту, доктор покачался на каблуках, не решаясь о чем-то спросить. "А может, он хотел попросить Тому сдать карты?"

   Махнув рукой, он снова поддался силе гулявшим по коридору сквознякам. Когда он дошел до самого конца, телефонный аппарат подпрыгнул и захлебнулся противной металлической трелью. Звонок был не слишком долгим, но к окончанию первого звукового всплеска Тома уже поднимала трубку.

   – Слушаю, – как можно мягче прошептала она.

   Молодой доктор, даром, что был в неудобной позе, рванул к телефону так, "будто спринтер со ствола стартового пистолета".

   – Егора? – так же шепотом переспросила Тома. – Конечно, ожидайте.

   Она, практически не отрывая трубку от лица, зычно позвала подбегавшего доктора:

   – Егор! К телефону!

   Его лицо исказила гримаса ужаса.

   – Матвеевич!.. Матвеевич! – шипел и плевался он, "превратившись в кусок льда, брошенный в топку крематория".

   Тома с глухим звуком стукнула трубкой Егора Матвеевича в грудь. Степану же показалось, что она просто бросила колоду карт ему в лицо.

   – Алло... Оля?..

   Томины каблучки отматывали метры по коридору прочь от поста. Баба Нина подняла обе руки вверх и шумно опустила их на журнал, заставляя того выдавить последние капли кислорода из пространства между страниц.

   – Дуреха! – выкрикнула она вслед удаляющемуся медицинскому халату.

   Каблучки уже отдавали эхом за поворотом.

   – Оля... Я тут, наверное, задержусь... У нас ЧП, батареи прорвало, придется следить за порядком, мы эвакуировались в женское отделение... Да, в женское... Ну, Оля... Это медсестра на посту... Не знаю, когда, я наберу... Но ты не жди... Да... Оль... Оль... Ну пожалуйста...

   Егор Матвеевич медленно опустил трубку и положил ее на телефонный аппарат.

   – Вот тебе и ЧП... – грустно сказал он.

   Доктор отодвинул аппарат от себя, опять кивнул бабе Нине в знак благодарности и, с безжизненно повисшей на шее головой, побрел по коридору вслед за Томой. Баба Нина лишь сокрушенно причмокнула. Практически соприкасаясь левой и правой щекой, она произнесла:

   – Вот же блядь. Ну, ничего, будет тебе характеристика...

   Степан растерянно смотрел в коридор. Но тот "не желал делиться секретами, притих и больше никого не пускал на пост". За дверью комнаты отдыха послышался смех. Пациенты включили телевизор и смотрели новости. Сквозь щели в двери к Степану пробивались нитки последних солнечных лучей уплывающего в более теплые места светила. Коридор наполнялся жадными до чужих глаз тенями, наползавшими из-за углов. Баба Нина подняла голову, осмотрела потолок и повернулась в кресле. Поборовшись минуту с подлокотниками, она отобрала у сидения свои телеса, сделала пару шажочков к выключателю и пустила ток по паутинке проводов. Квадратные перфорированные плафоны на потолке вздрогнули. Зажегся свет и "принялся нервно болтаться на мигающей люминесцентной лампе". Мерное гудение залило окружающий воздух, и проникло даже туда, куда не могли добраться лучи искусственного света. Глазам стало легче видеть последствия сегодняшнего потопа. Стены в некоторых местах вздулись, отталкивая от себя зеленую краску. Степану не показалось странным, что свет помог ему лучше чувствовать запахи, и только теперь до его носа донесся отчетливый запах сырости.

   Баба Нина покосилась на круглую таблеточку часов, спрятавшихся в складке на ее руке.

   – Стенька! Что вы с этой сучкой делали в процедурной? – вдруг пальнула она вопросом.

   Степан поднял на нее глаза.

   – С кем?

   – У нас одна такая на все отделение! Будто ты не понял! – баба Нина развела руками.

   – С Томой, что ли? Капельницу.

   – Двадцать минут она ее тебе ставила. Совсем ничего не умеет, соска.

   – Она убирала документы и лекарства в шкаф, пока я под капельницей лежал, – поведал Степан.

   Баба Нина недоверчиво помахала головой.

   – Не дури, Стенька. Не вздумай! В шею погоним и тебя, и эту прошмандовку! – ее палец грозно рубил воздух.

   Степан пожал плечами и тоже помахал головой. Затем кивнул, и опять помахал.

   Коридор, наконец, ожил и окрасился бликами на блестящих стенах, отражая белый халат молодого доктора. Егор Матвеевич с тем же грустным выражением лица подошел к посту и молча открыл дверь комнаты отдыха.

   – Прошу всех пройти за мной... – едва ли его голос звучал громче телевизора.

   Никого не дожидаясь, он пошел обратной дорогой. Лишь пройдя несколько метров, он добавил:

   – Степан, вас это тоже касается.