Моя палата

   – А ведь холодно, коллеги. Действительно, холодно. Ночь бы мы тут не пересидели.

   – Нехорошо в новогоднюю ночь ласты клеить.

   – Да, все, кто в этот день помирают, становятся елочными игрушками потом. И ждут, пока их разобьют.

   – Кошмар какой...

   – Коллеги, заткнитесь уже. Голова болит от ваших порожняков.

   Ручей беседы вскоре пересох. Пациенты молча смотрели на то, как Егор Матвеевич увел еще несколько групп. Но дольше молчать они не смогли:

   – Что-то оттуда никто не возвращается... – прозвучала мрачная шутка.

   – Значит, там лучше.

   – Мне тоже так говорили, когда сюда везли. Тебе там будет лучше! Сейчас я бы им глаза выколол за такие слова.

   – Да вы позакрываете рты, или нет?

   – Не гундось, Викторович. Тебя к бабам ведут, а тех так вообще не переслушаешь. Тренируйся.

   – Дались они мне. Я передачу хочу смотреть.

   – Сейчас посмотришь, сельский час.

   – Лучше, чем в окно смотреть полдня.

   Этот диалог был прерван вошедшим незнакомым толстым мужчиной в мятом костюме под рыжей дубленкой и со "слишком уж прямоугольной на фоне его самого папкой для документов в руках". Он прошел от двери к окну так, словно бы никого, кроме него, в помещении не было. Деловито оглядев окна, откосы и батареи, он едва слышно прохрипел:

   – Вот здесь мы обоснуемся, с этой комнаты и начнем. Прошу всех освободить помещение.

   Никто не пошевелился. Мужчина с видом "недоумевающего футболиста, который не смог забить мяч в ворота с двух метров", покосился на сидевших пациентов и кашлянул.

   ­– Товарищи больные, я голос сорвал, а потому кричать не в состоянии. Прошу вас немедленно покинуть помещение! – хрипло повторил он свою просьбу, "словно условия выкупа невесты на свадьбе которой он оказался совершенно случайно".

   Оставшиеся десять пациентов нерешительно зашевелились, подобно "трескающимся льдинам на весенней реке". Они, отколовшись, медленно подались со своих мест к выходу. Степан, выходя последним, увидел, как незнакомец уже сдвигает столы вместе, организовывая некое подобие оперативного штаба для нескольких человек руководства. Выйдя в коридор, Степан споткнулся о стоявшую посреди прохода "серую тень".

   – Куда теперь-то? – спросила тень.

   – На пост, куда же еще... – пробубнил Степан и, сам того не желая, сделался предводителем маленького отряда ослепших от беспомощности людей. Он подошел к посту, на котором сидела баба Нина, кутаясь в теплый плед.

   – Чего бродите, неприкаянные? – поинтересовалась не столько она, сколько ее щеки.

   – Согнали нас с нашего места. Там штаб делают, – поделился свежими новостями Степан.

   – Сдурели они что ли? Прямо на улице еще сели бы.

   Степан только пожал плечами.

   – Садитесь вон в комнате отдыха, ждите.

   Отряд беспомощных щенят дружно повалил занимать места. Все, кроме Степана.

   – Баб Нин, можно я тут посижу? Не хочу туда, там плакат.

   – А ты и читать умеешь?

   Он не ответил.

   – Садись вон на стул. Жди.

   Степан присел, разглядывая, как катки ее рук раскатывали желтые странички журнала, в который она ровным почерком заносила какие-то данные. Ее перо старательно чеканило букву за буквой так, "словно им предначертано было веками служить единственным источником знаний для многих поколений". Закончив заполнять этот журнал, баба Нина достала из тумбочки второй, открыла его и вновь вооружилась ручкой.

   Вдали замаячила фигура Егора Матвеевича, который нерешительным шагом заблудившегося человека сокращал расстояние между собой и постом. Завидев Степана, он воскликнул:

   – А, вот вы где! А то я вас в столовой найти не смог. Прогнали вас, да?

   – Попросили выйти.

   – Это МЧС-ники. Разбираются с документами. Нина Демьяновна, нам кроватей-таки не хватило. Где санитар Владимир, вы не знаете? Надо бы еще парочку перетащить в женское.

   Баба Нина выглянула из-за очков и ответила:

   – Этот паразит лестницу моет. Поищите на выходе.

   – Правда? Спасибо... – Егор Матвеевич направился в противоположном направлении.

   Степан вдруг напрягся. Он почувствовал неприятное тягучее нытье в нижней части спины. Он терпеть не мог это чувство, но ошибиться в постановке диагноза было невозможно: почки требовали освободить их от отработанной жидкости. Степан принялся пританцовывать одними ногами, продолжая сидеть на стуле, надеясь погасить это чувство, являвшееся для него плохим предзнаменованием скорого визита в ад.

   Баба Нина взглянула на Степана. Еще щеки забулькали и произнесли:

   – Если описаешься, заставлю весь коридор мыть.