Моя палата

   Степан едва не поперхнулся, но смог-таки втиснуть в горло рубиновую жидкость. Покончив с компотом, он вопрошающе уставился на Тому.

   – Ай, не спрашивай, – махнула она рукой и повлекла Степана за собой.

   Они вышли из столовой и не спеша двинулись в сторону процедурной. Степан, оглядываясь, отметил, что уборщики прекрасно справились со своей сверхурочной работой, и следов минувшего потопа, штормовыми волнами захлестнувшего линолеум, практически не осталось. Навстречу им показалась шумная толпа людей, чьи силуэты замаячили на фоне дальнего окна. Через несколько метров Тома и Степан поравнялись с ними. Все пациенты, которых она выделила на переноску мебели, надрываясь, тащили одну единственную кровать, на которой лежал Володька, заложив руки за головой. Тома ошарашено "дернула стоп-кран их маленького состава", из-за чего второй вагон – Степан – налетел на нее сзади. Пациенты, не обратив на нее внимания, пронесли кровать мимо. Володька с закрытыми глазами довольно ухмылялся и напевал под нос какие-то частушки. Лишь после того, как процессия отошла от них, Тома, наконец, смогла стряхнуть оцепенение и поспешила "стащить корону с новоиспеченной монаршей особы".

   – Ты охренел что ли?! – закричала она.

   Володька широко раскрыл глаза и, поднявшись, заставил своих носильщиков ловить изменившийся центр тяжести, ровняя завалившуюся в сторону кровать.

   – Приземлись, ребята! – скомандовал он.

   Кровать быстро состыковалась с линолеумом. Володька вскочил с нее, подхватил ее за боковину и снова отдал приказ:

   – Взяли! Потихоньку, не надрываемся!

   Тома никак не могла найти нужных слов, чтобы передать Владимиру и всем окружающим свое возмущение. Она лишь судорожно вдыхала воздух и взмахивала руками. Вскоре кровать повернула за поворот, и говорить что-либо вслед было уже слишком поздно. Тома покосилась на Степана, который скрыл все эмоции за напряженными губами, махнула рукой и пошла дальше в процедурную. Однако их путь снова встретился с препятствием. Навстречу шагала баба Нина, выдавливая из осушенного линолеума гейзеры воды. Ее щеки полыхали красным пламенем и напоминали два закатных солнца. Тяжело дыша, словно тройка лошадей, запряженная огромной каретой, баба Нина остановилась перед Томой, загораживая собой более половины прохода. "Два красных светила" раздались в стороны и откуда-то со средины донесся ее голос:

   ­– Томка, чтоб вам пусто было! На пару часов нельзя оставить! Что случилось?

   – Баб Нин, – Тома набрала полную грудь воздуха, – такое было! Сантехник наш в палате у Стеньки батарею оторвал! Нас затопило, теперь срочно всех в женское отделение переводят, тут скоро МЧС будет.

   Баба Нина мелкими щелками глаз измерила рост Степана и спросила:

   – А чего их в женское-то? Вон у нас морг пустует, пусть туда переводят. Там тепло.

   – Баб Нин, ну какой морг в Новый-то год?..

   – А, ляд с ними. Сейчас каждому снотворное вкатаем. А этому, – она кивнула на Степана, – надо бы АТФ вколоть, чтобы не помер за ночь.

   – Я вколю, баб Нин! – пообещала Тома, увлекая Степана за собой по коридору.

   Баба Нина тоже развернулась и пошла менять тяжелый тулуп на легкую одежду.

   – Что ж они тебя хоронят все, а, Стенька? Ты еще их два раза переживешь, правда? – Тома открывала ключом процедурную и пропускала Степана внутрь.

   Степан только развел руками.

   – Хочешь, я тебе еще витаминов дам? У меня осталось. У тебя лицо стало нормального цвета. А не цвета земли.

   – А можно?

   – Эти можно.

   – Давай немного позже. Мне пока что и этих хватает.

   Тома указала Степану сесть на кушетке, а сама принялась собирать со стола лекарственные препараты и прятать их в изъеденный облупившейся зеленой краской несгораемый шкаф, "который с удовольствием проглатывал угощения". Степан следил за ее руками и почему-то думал, что ловушка ее подтянутой фигуры, пышной груди, золотистых волос, тонко подведенных глаз и ярких губ расставлена вовсе не для него. Словно подтверждая мысли Степана, Тома спросила:

   – Как тебе наш новый врач?

   – М-м-м... Нормальный вроде. Умный.

   – Умный, да. Но что-то в нем странное есть, не находишь?

   Степан не находил, но ответил:

   – Есть что-то странное, да.

   – Я тоже, между прочим, психиатрию вашу изучала. И психологию. Он пришел на работу сегодня не потому, что хочет поскорее вникнуть в дело. Просто ему дома не хочется быть. А почему?

   – Не знаю.

   – Почему ты никогда не называешь никого по имени?

   – Называю...

   – Меня не называешь. Может, ты на меня сердишься?

   Степан улыбнулся, получая удовольствие от созерцания женской переменчивости в исполнении Томы. Только что его вытянули из теплого пледа и окунули в прорубь.

   – Нет, Тома... Тамара Васильевна... я на тебя не обижаюсь. Ты тут одна из немногих, кто ко мне нормально относится.

   Тома засмеялась.

   – Для тебя я Тома. Мы же ровесники почти.

   – Тома.