Моя палата

   Она замолчала и "растолкала спящую груду бумаг на столе". Быстро вытянув оттуда несколько листиков, она сгребла эту кипу в руки и бросила на свободную полку в тот же шкаф. После этого Тома на мгновение замерла возле шкафа, прижимаясь к его дверке, а потом резко повернулась к Степану.

   – Стенька. Скажи мне честно. Я красивая?

   Степан удивленно поднял брови.

   – Ну, вот ты смотришь на меня так иногда. А иногда никак не смотришь. Я не могу понять, я тебе нравлюсь? – продолжала она.

   Степан растерялся, разбрасывая взгляд по сторонам.

   – Тебе же нравятся женщины, Степа?

   – Ну... да... наверное... – его голос "распылялся на мелкие капельки как струя воды, вылетающая из сепаратора".

   – Ты не знаешь что ли? У тебя были женщины?

   – Была одна. Но мне сложно было с ней. Она меня не понимала. А потом у меня стало все хуже, и она меня бросила.

   – Значит, тебе нравятся женщины.

   – Выходит, что нравятся.

   – А я?

   Степан вздохнул.

   – Ты мне нравишься, – наконец сказал он, – но я знаю, что не нравлюсь тебе, а для меня это важно.

   Тома улыбнулась.

   – Стенька, ты самый добрый и отзывчивый человек, которого я встречала.

   Он улыбнулся ей в ответ.

   – Это ужасные слова, Тома. Это жалость. Не надо меня жалеть.

   Тома понимающе кивнула.

   – Конечно, жалко. Но не тебя мне жалко. А то, что такой умный и красивый парень, как ты, вынужден тратить молодость, лучшие годы, на то, чтобы бороться с невидимыми бесплотными врагами. Понимаешь?

   Степан кивнул.

   – Я бы влюбилась в тебя, не раздумывая, Стенька, если бы ты только хоть немного любил себя.

   Степан грустно хмыкнул и закрыл глаза.

   – А как ты думаешь, я Егору Матвеевичу нравлюсь? – Тома подошла к кушетке и присела рядом со Степаном.

   Он кивнул.

   – В любом случае, он не равнодушен. К тебе тут никто не равнодушен. Либо любят, либо ненавидят, – вяло ответил Степан.

   Он чувствовал "вязкую липкую усталость".

   – Можно прилечь?

   – Конечно. А я тебе таки поставлю капельницу. Пока время есть. А то потом негде будет.

   Степан прилег и закрыл глаза. Вскоре он ощутил, как его штанина откатилась вверх, а кожу пробил металл. "Струя свежести и силы принялась медленно ползти от ноги вверх, пробивая дорогу и разливаясь по всему телу". Он благоговейно вздохнул и уснул.

   Открыть глаза и поморщиться от света его заставили крики из коридора. Оглядываясь, Степан выяснил, что лежит в процедурной один, а капельница уже снята. Медленно поднимаясь, он пытался вслушаться в происходящее там. Он забыл удивиться появившемуся любопытству – чувству, которое его не посещало уже давно.

   В коридоре могучий голос бабы Нины крошил голову Володьки:

   – Ишь, чего удумал! Черт ты такой!

   – Баб Нин, – басил тот в ответ, – они же сами попросили!

   – Я тебе сейчас черенок от лопаты в зад вставлю, и скажу, что ты сам попросил! А ну-ка, груднички, вон отсюда! Пусть сам таскает эти кровати! Ты погляди на него! Лежит он! Сволочь!

   – Баб Нин...

   – Заткнись, демон! Сейчас анафемой по голове двину! Пошел отсюда!

   На этот раз Степан позволил улыбке заиграть на своем лице. Он уже добрался до двери, когда мимо него пронеслась группа пациентов, возвращаясь в столовую. Понимая, что ему надо быть возле всех, Степан примкнул к группе и, не вызывая подозрений, поплелся следом. Однако их пребывание в столовой продлилось недолго. В дверях снова замаячили растерянные глаза Егора Матвеевича. Он грустно оглядел пациентов и объявил:

   – Скоро мы начнем перемещение в женское отделение. Перемещаться будем малыми группами, по пять человек. Я каждого буду определять на его новое место. Прошу всех быть готовыми.

   Молодой доктор поежился.

   – Да, – добавил он, – тут скоро уже нельзя будет находиться...

   – А нам нормально...

   – Не нормально! – Егор Матвеевич оглядел пациентов. – Заболеете!

   – Да мы тут все уже немного не здоровы, Егор Матвеевич.

   – Оставить разговоры. Тем более, вы уже знаете мою позицию. Вы все здесь временно и скоро вылечитесь.

   Пациенты одобрительно загудели, напоминая рой пчел, радостно опыляющий цветущее вишневое дерево. Степан зевнул, просыпаясь окончательно, и отметил, что после второй капельницы он может сидеть на стуле ровно и не уставать при этом. Егор Матвеевич взглянул на Степана, подмигнул ему и ушел.

   На пороге появилась баба Нина. Просунув в дверь щеки, она хрюкнула и тоже исчезла, чтобы через пару минут появиться с Егором Матвеевичем.

   – По списку или так? – спрашивала она у него.

   – Да я вроде помню, кто с чем.

   – Ну, дело ваше.

   Егор Матвеевич вошел в зал, кашлянул, и, указывая на пациента, попросил его подняться. Набрав пять человек, он велел им следовать за собой. "Первая партия переселенцев отправилась покорять фронтир".

   – Самых жирных забрали! – прозвучала фраза с оттенком сарказма.

   – Ивана Петровича забыли-то.

   – Я же сказал жирных, а не гнилых.

   – Вот трудно с вами спорить, Игорь, когда вы правы.