– Мне нечего бояться. Дальше изолятора не сошлют. Главное, чтобы тебя не обидели.
– Я пока не буду улыбаться, хорошо? У меня щеки болят, я давно столько не улыбалась.
– Я тебя понимаю, – Степан потер свою щеку.
– Меня они не обидят. Поля я спрячу, а со мной пусть делают, что хотят.
Он прикоснулся губами к ее затылку.
– А Поль пересидит хоть целый день. Он выносливый...
Его губы обогнули ее ухо и пристали к мочке.
– И вообще, они уже и так меня лишили телевизора, книг, еды, ставили уколы... – тихо шептала она.
Он дал рукам волю, обыскивая ее тело
– Засовывали в рубашки, оставляли голой в палате...
Он почувствовал ее грудь, которая
– Санитары потом заходили, –
Ее рука снова парализовала его движения, прижимая его руку к груди.
– Степан... Лучше повременим...
Он мысленно вздохнул.
– Да, ты права. Это как-то не романтично.
Орхидея хихикнула.
– А ты хочешь свечи, цветы, ресторан?
– Я хочу, чтобы все было правильно. А правильно – это как мы этого хотим сами, а не выдуманные книжные герои.
– Ты смешной. Просто я сейчас мыслями не в своем теле и не смогу в него вернуться в ближайшее время.
– А где ты мысленно?
– В твоем теле.
Степан втянул носом запах ее волос.
– А что ты там делаешь? – спросил он, закончив ее нюхать.
– Ищу проблему.
– А что ты будешь делать, если найдешь мою проблему?
– Решу ее.
– А потом?
– Отпущу тебя.
– Тогда я не хочу этого, – изрек он.
– Не говори глупостей, – первый тревожный знак заставил Степана всполошиться.
Орхидея напрягла скулы.
– Ты думаешь, я уйду без тебя?
– Уйдешь! – твердо ответила она.
– А как сделать так, чтобы решить твою проблему? – Степан решил увести разговор в сторону.
– У меня нет проблем.
– Орхидея... Я хочу уйти отсюда, но я хочу уйти с тобой.
Она вытянула ноги и на пару градусов накренила свое тело в сторону, забирая его руку в свою.
– Я могу их всех обмануть, сказать, что Поля нет, что я не слышу больше голосов, что узнаю людей, что не стану совать себе ножницы в живот, что по улицам ходят не звери, а люди. Я могу это сделать.
– И тебя выпустят через два года?
– Могут и раньше.
– Даже, несмотря на убийство?
– Я никого не убивала.
Степан запнулся.
– А мачеха? – недоумевал он.
– Она жива. Я соврала.
– Зачем?
– Чтобы узнать, обнимешь ли ты убийцу.
– И я обнял?
– И ты обнял.
– Я очень странный.
– Ты очень одинокий, всеми брошенный человек. Тебя бросили давным-давно, и ты, в конце концов, заблудился. Так бывает.
– Так за что ты сюда попала тогда? – Степан приподнялся на локте, чтобы лучше видеть ее темно-карие глаза,
– За то, что хотела убить мачеху.
– Ты меня запутала.
Орхидея принялась пальцами расчесывать челку, пытаясь ее уложить, и без лишних эмоций поведала:
– Я воткнула ей ножницы в горло. Но она выжила. Я не хотела ее убивать, я хотела, чтобы она оставила меня в покое. А она убила Виктóра. Понятно?
– Ну, практически.
– Ты же умный.
– Значит, тебя могут выписать и раньше, – словно сам себе сказал Степан.
– Выписать меня могут только тогда, когда я стану нормальной по их мнению. А так меня могут только выпустить.
– И что надо сделать, чтобы выпустили?
– Обмануть их, я же сказала.
Степан лег обратно и снова прижал ее к себе. Удивительным образом их кости не мешали друг другу, суставы ни во что не упирались. Эта кровать казалась Степану периной. Он давно не отдыхал со спокойной душой. Давно не грезил, купаясь в своих же обещаниях. И
– Еще вчера я и подумать не мог... – произнес он через несколько минут.
– Что будешь рядом со мной?
– Вопрос даже не в том, что рядом с тобой физически. Просто мне сейчас кажется, что мы один и тот же человек, разделенный телами. Правда, в сумме наши тела как раз один стандартный человек по весу.
Она хмыкнула, но промолчала.
– Времени мало... Но как все быстро происходит... – подытожил Степан после некоторой паузы.
Орхидея принялась рассказывать:
– Знаешь, у меня раньше была подруга. Она рано вышла замуж, сразу забеременела, родила сына. Муж у нее вроде хороший был, кое-как заботился, деньги домой приносил. На день рождения водил в ресторан, а каждый первый понедельник месяца дарил ей букет цветов. Подруги только завидовали. Но она затосковала. Она хотела стать художником, но быт... Одень ребенка, накорми ребенка, уложи ребенка, искупай ребенка. Муж то в газетах зарывался, то играл в домино во дворе. Они были как-то порознь все время. Она с ребенком, а он где-то. Не далеко, но и не рядом.
Орхидея поднялась и обняла свои колени. Затем она продолжила: