Моя палата

   – Это же от Деда Мороза было...

   – Уйди отсюда, по-хорошему прошу.

   – Что там со светом?!

   Некогда тусклая лампочка, которая раньше едва отделяла день от ночи, затопила маленькую холодную палату тошнотворным желтым светом. Степан обнял Орхидею, защищая ее глаза от режущей боли. "Дверь палаты всхлипнула".

   – Закрыто. Не на засов. Изнутри закрыто, – этот голос звучал трезво.

   – Говорим же.

   – А что это за вмятина на двери?

   – Это мы ломом пытались открыть. Думали, заклинило.

   – Заклинило? А почему краска отбита на стенах?

   – Ну скажи, Сергеич?

   – Уйди ты, прошу тебя.

   – Почему в лючок ничего не видно? Вы там сварку включали?

   – Да нет вроде.

   – Вы "да нет вроде" пили, а сварку включали или нет?

   – Нет, не включали.

   – Ясно. Изнутри испачкали чем-то. Кто там? Открывайте! Это дежурный больницы, Максим Павлович. Открывайте по-хорошему! Захват территории больницы есть тяжкое преступление. Я жду!

   Степан лишь повернулся на бок, лицом к Орхидее. Он прошептал ей:

   – Будем вместе как можно дольше. А там посмотрим.

   – Согласна.

   – Нас накажут.

   – Нас уже наказывали. Авансом. Все будет хорошо, – она улыбнулась.

   За дверью происходило какое-то движение. "Шаги рассыпались по коридору, словно горох, высыпавшийся из оброненной кружки". Захлопали соседние двери.

   – У меня сегодня день рождения, – сказал Степан Орхидее.

   – В каком смысле?

   – В паспортном. Я родился первого января. Двадцать шесть лет назад. Мать ругалась, что я ей Новый год испортил.

   Орхидея едва не рассмеялась.

   – Талант портить людям Новый год ты пронес через года... – заговорщицки шепнула она. – Поздравляю.

   ­– Спасибо. А когда у тебя день рождения?

   – Третьего июня.

   – Ух, близнец.

   – Я близнец, тебе конец! – Орхидея игриво нахмурила брови.

   Трезвый голос Максима Павловича за дверью прервал их беседу:

   – Так, вы дежурьте здесь, если они выйдут... А я пока в женское, будем проверку делать, кого нет. Может, действительно, кто-то с улицы пришел.

   – Максим, а у вас водки нет случайно? А то у нас...

   – Что?!

   – Уйди же ты отсюда, нехристь!

   Степан уже узнавал голос Сергеича.

   – Спасатели... – раздраженно гаркнул Максим Павлович и удалился.

   – Ик... Вот так, ребятушки, сейчас вас болгаркой будем вырезать.

   – Ты себе печень будешь вырезать. А после нее сразу мозги. Все равно не нужны. Ни то, ни другое не работает.

   – Сергеич, ну не бухти. Лучше расскажи анекдот.

   – Тебе завтра капитан расскажет. Самый смешной в твоей жизни. Смеяться будешь до самой командировки на север.

   – И это сказал знаменитый автор брошенного окурка в окно дежурного. Если бы не ты, Сергеич, сейчас бы квасили дальше.

   – А чего ты его матом начал крыть?

   – Правильно, я виноват.

   – Заткнись уже.

   Собеседники действительно замолчали. Степан с Орхидеей слушали их и улыбались. Он шепотом поделился мыслью:

   – Даже не ясно, кто лучше, Володька, или эти динозавры.

   – Эти не злые. Они просто глупые. А Володька злой. На меня особенно.

   – Все равно он не совладает с нами... – тихо продолжил Степан.

   – Не сдюжит, – согласно кивнула Орхидея.

   – Если что, я тебе сообщения буду передавать через Тому или Егора, – сказал он ей.

   – Если что, я тебя буду ждать.

   Степан поцеловал ее губы. И ответил:

   – Ты говорила, что в твоей жизни теперь что-то изменится. Расскажи мне, что именно?

   – Ну... – она взяла паузу поразмыслить над ответом. – Я все еще не услышала от тебя то, что хотела услышать... Не перебивай... Но если я услышу это, то вот что сделаю: для начала я запру Ларису на сутки... Что?

   Степан скривился.

   – Это важно, поверь мне! – возмутилась она.

   – Хорошо, а потом?

   Она наморщила лоб.

   – Есть мыслишки подсыпать битого стекла Ирине Михайловне в еду.

   – Так. А потом?

   – У Володьки еще много пальцев...

   – Ясно... – расстроено сказал Степан.

   – А ты чего ждал?

   – Что ты сделаешь что-то для того, чтобы тебя выписали.... Выпустили.

   Она хитро улыбнулась.

   – Степан, ты так и не понял.

   – Я все понял.

   – Нет, малолетка ты. Я сделаю то, что ты захочешь.

   Он не знал, обижаться ему или улыбнуться.

   – Я же сказал, что я хочу! – апеллировал он к ее памяти.

   – Некоторым женщинам надо это повторять чаще...

   – А ты не понимаешь? – он решил немного обидеться.

   – Степа... Это ты не понимаешь. Женщина – это корабль с парусами. Мало просто поставить паруса. Надо, чтобы в них постоянно был ветер. Понимаешь? Штиль хуже бури.

   – Но мы же определили курс!..

   – И далеко кораблик заплывет без ветра? – Орхидея говорила с ним, словно со сбежавшим из детсада ребенком.

   – Я далеко заплывал...

   – Ты – причал, Степан. Ты зазываешь корабли к себе. Но как плыть без ветра? Я вот уже не помню, что ты хотел от меня.

   Он потер переносицу. Ему показалось, что в его руках не плечи тонкой хрупкой девушки, а взбесившийся компас, крутившийся волчком.

   – Дай мне ветер... – прошептала она прямо в его губы.

   Степан молчал. Он трусился от холода, почувствовав, что его "ноги по колено опустились в прорубь".

   – Ты научишься, обещаю, – она погладила его волосы.

   Затем она немного отодвинулась от его лица и добавила:

   – Степан, ну ты и страшный...