Моя последняя слабость (СИ)

Холмс начал понимать это еще там, рассматривая узор обоев в полумраке спальни Джона: потеря Джима ударит по нему сильнее, чем многое другое, потому что друга будет невозможно заменить кем-то другим. Кем-то столь же близким и дорогим. Даже живя вечно, однажды осознаешь одно: у чувств есть предел. И Шерлок его уже нашёл.

Сунув кэбмену сумму, явно превышающую плату за проезд, Шерлок вылетел из машины и скрылся в здании их бюро. Подъем на нужный этаж показался слишком долгим. Когда двери открылись, Холмс не услышал из кабинета Джима ни звука. Это еще раз подтвердило его мысли о лаборатории. Внезапно послышался грохот и ругань Джима. Шерлок облегченно выдохнул и, открыв дверь своего кабинета, быстрым шагом направился к их общей лаборатории, вход в которую был из обоих кабинетов.

Когда Шерлок заглянул в светлую большую комнату, ему открылся интересный вид: Джим стоял у хромированного стола и устанавливал сложную систему из газовых горелок, колб, нагревателей и полупустых ёмкостей с мутными растворами кислот и отпинывал под стол упавшие инструменты. Он что-то увлечённо бормотал и постукивал по краю стола, отбивая ритм «We wish you a merry Christmas»*. Усмехнувшись странному выбору музыкального сопровождения эксперимента, Шерлок громко хлопнул дверью, заходя в лабораторию.

— Всё-таки начал без меня?

Джим резко обернулся — его взгляд оцарапал детектива, заставив усомниться в правильности своего решения. Шерлок впервые почувствовал себя рядом с ним неуверенно, словно холодный взгляд обычно таких теплых карих глаз мог что-то изменить в их отношениях. Мориарти внимательно наблюдал за застывшим у порога лаборатории Холмсом. Но тот молчал, и Джиму пришлось начать разговор самому.

— Я сказал тебе, что не нуждаюсь в твоей «скорой» помощи. Шерлок, ты мог не приезжать, — в его словах слышалось явное раздражение. А еще — обида: глубокая и сильная, такая копится годами и выплёскивается всегда не вовремя.

— А я сказал тебе, что это опасно, но ты же меня не послушал. С чего мне слушать тебя?

Шерлок заметил легкую дрожь губ Джима, когда он постарался сдержать улыбку. Первый шаг был сделан.

— Раньше мы всегда слушали друг друга… — Мориарти окатил собеседника едким сожалением и вновь отвернулся, продолжив настраивать свою «систему». Шерлок заметил белый пар, начинавший подниматься из одной из пробирок, закрепленных над горелкой. Начальный этап эксперимента был почти завершён.

Холмс подошёл к другу и положил руку ему на плечо. Джим вздрогнул, но плечом не повёл, принимая дальнейшее решение Шерлока. Тот тихо вздохнул, еще один шаг был сделан.

— Послушай меня сейчас, снова. Джим, закончи этот опыт. Он не приведёт к тому результату, который мы с тобой ищем.

Мориарти обернулся к нему, задев щекой его пальцы, и застыл, пытаясь понять, как поступить: сбросить ладонь Холмса со своего плеча или прижаться к длинным теплым пальцам плотнее, чувствуя легкий аромат сигарет, которые тот курил в самолёте, невзирая на запрет.

Не решив, что будет более правильным, Джим просто не двигался, с болезненным, чутким ожиданием вглядываясь в знакомое до самых мелких морщинок лицо. Он знал Шерлока так давно и так хорошо, что мог бы нарисовать его портрет, если бы умел это делать так же мастерски, как и проводить научные исследования.

— Откуда ты знаешь, Шерлок? Ты не мог уже проделывать его, мы не работали в этом направлении… — Джим ждал ответа, но Шерлок молчал и, к удивлению друга, отводил взгляд. — Или ты мне просто лгал?

Его догадка отразилась на побледневшем лице Холмса измученным подобием виноватой улыбки, и это подтвердило его опасение о предательстве. Мориарти вскинул подбородок и, сузив глаза, посмотрел на Холмса еще холоднее, хотя тот был уверен, что дальше — уже некуда.

— Я никогда не лгал тебе.

— Тогда как прикажешь понимать твои слова?

Шерлок неясно пожал плечами и убрал ладонь с его плеча. Джим разочарованно фыркнул и присел на край стола, помешивая раствор-окислитель: еще немного, и эксперимент подойдет к той стадии, что когда-то испортила Холмсу жизнь. А испортила ли? Он не был уверен в этом. Друг не обращал на него внимания, увлеченно погрузившись в процесс своего опыта. Шерлок наблюдал за Джимом и внезапно понял, что вот так — правильно. Всё было правильно.

Взъерошенные волосы Мориарти, вечно не застёгнутая на две пуговицы рубашка с закатанными до локтей рукавами, спокойная задумчивая полуулыбка, сопровождавшая каждый его опыт, тихий напев песен — Шерлок, как оказалось, знал Джима так хорошо, что мог с закрытыми глазами описать каждую деталь его образа, его самого. И описать с улыбкой, может быть, даже с ласковым смехом. Это была его территория, его атмосфера: принятие и внимание; забота и гибкая, не удушающая, как в случае с Джоном, нежность; уверенность в друге всегда и везде. А еще… неясное, размывающее границы прежних отношений предчувствие чего-то большего, что перевесит въевшийся в него страх создания новых отношений.

Такого у него не было ни с кем, даже с Ирэн. А жена всегда была для Шерлока самым главным критерием душевной близости.