Моя прекрасная принцесса

— Джиллиан это просто сокрушило. Да еще чувство вины. Она решила, что, если бы держала язык за зубами, с отчимом ничего бы не случилось. Но это не так, ведь мой Марио был человеком благородным и справедливым, делал то, что считал нужным.

— Но вы ведь объяснили это дочери? — спросил Чарлз.

— Мне, разумеется, следовало это сделать, но тогда я не могла. Узнав о гибели мужа, я тяжело заболела. Моя мать ухаживала за мной, а Джиллиан в самый сложный период жизни оказалась предоставлена самой себе. И еще ей пришлось положиться на милость моего отца, который, как я уже сказала, не был к ней расположен.

Чарлз с трудом подавил вспыхнувший гнев.

— Надеюсь, он хотя бы не обижал ее физически?

Контесса даже вздрогнула.

— О нет! Он никогда не поднимал на нее руку. Но его нельзя назвать человеком добрым или ласковым. Он болезненно переносил позор, который навлекло на нашу семью рождение Джиллиан. — Она вздохнула. — Как будто это она виновата, а не я. К несчастью, у меня никогда не хватало мужества противостоять отцу. Я стыжусь своей трусости.

— Чушь, — отрезал Чарлз. — Вы отказались подчиниться ему, никому не отдав Джиллиан. Это храбрый поступок.

— О, молодчина, братец, — одобрила Элизабет.

Он пожал плечами. Они знали, какой урон может нанести отец.

Контесса с благодарностью улыбнулась герцогу.

— Мне повезло, потому что мать поддерживала меня, но Джиллиан всегда болезненно осознавала, на какие жертвы мне пришлось пойти, чтобы оставить ее у себя, как она выражается. Моя дочь считает себя обязанной мне за то, что я от нее не отказалась. Иногда мне кажется, что я совершила ошибку. Возможно, девочка была бы куда счастливее, если бы ее вырастила любящая семья, ведущая простой образ жизни где-нибудь в деревне. А вместо этого ей приходится разрываться между двумя мирами, толком не принятой ни в одном из них.

— Какой смысл об этом думать? — заметил Чарлз. — Джиллиан находится там, где ее место.

«Возле меня».

Он моргнул, испуганный легкостью, с какой эта мысль проскользнула в его сознание. Чарлз заставил себя прогнать ее и сосредоточился на ближайшей задаче — как помочь Джиллиан.

— Я считаю, вы отлично справились с воспитанием дочери, — решительно заявила Элизабет. — Она чудесная девочка.

Контесса просияла.

— Спасибо, дорогая. Я тоже думаю, что она чудесная девочка. Просто хочется, чтобы и другие заметили это.

— Это возвращает нас к сути разговора, — сказал Чарлз. — Что именно вы ждете от меня?

Леди Джулия посмотрела ему в глаза. До него начало доходить, что, несмотря на хрупкое здоровье и тяжелое душевное состояние, она может стать тигрицей, если понадобится защитить дочь.

— Пожалуйста, не ставьте на ней крест, — сказала контесса. — Джиллиан заслуживает счастья.

Как он может отказаться от нее после всего, что только что услышал?

— Даю вам слово, мадам.

Глава 14

Джиллиан положила нож и улыбнулась поварихе Фенфилд-Мэнора.

— Спасибо, миссис Пек. Восхитительные лепешки. Мне не доводилось пробовать такие вкусные.

Вообще-то раньше она никогда не ела лепешек с грецкими орехами и сыром, но эти показались ей настоящей амброзией. Конечно, если не есть со вчерашнего дня, аппетит разыграется со страшной силой, но это жертва, на которую она пошла, чтобы избежать встречи с Левертоном.

— Ох, мисс, я так волновалась, ведь вы почти не прикасались к еде с тех пор, как приехали сюда. Слава богу, аппетит вернулся к вам. — Повариха просияла и поставила на кухонный стол еще одно блюдо с лепешками. — Если хотите, у меня есть еще хлеб с изюмом, только что из печи.

— Честно сказать, я уже сыта, — ответила Джиллиан. — Если съем еще хоть кусочек, места для обеда не останется.

Миссис Пек не хватало изысканности знаменитых французских поваров, которые готовили для лондонской знати. Она совсем не походила на обычных упитанных кухонных мастеров — высокая, худая, с заостренными чертами лица, она выглядела так, словно вообще ничего не ела. Но, как и остальные слуги, с которыми познакомилась Джиллиан, кухарка была деловитой, умелой и доброжелательной.

Слуги Фенфилд-Мэнора почувствовали к Джиллиан симпатию, хоть она и повела себя в ночь приезда отвратительно: безобразно вышла из себя, набросившись на «его высочайшую и высокомернейшую светлость». Слуги, находившиеся в холле, слышали ее ругательства. Джиллиан до сих пор ежилась, стоило ей вспомнить о той унизительной сцене, когда она нападала на Левертона словно злобная мегера.

Но вместо того, чтобы возмутиться ее поведением, слуги просто из кожи вон лезли, суетясь вокруг нее и балуя изо всех сил. Джиллиан предположила, что они стараются поднять ей настроение после истории с контрабандистами. Неудивительно, что так много времени она проводила внизу. По крайней мере, со слугами ей не приходилось волноваться о том, что ее в очередной раз начнут бранить или читать нотации о приличном поведении, и делать это будет человек, который откровенно считает ее неудачницей, когда дело касается скучнейших правил этикета.