Моя работа в Москве и Финляндии в 1939-1941 гг.

Неизвестно, был ли причиной этой словесной перепалки и обмена нотами всю осень и вплоть до начала января советский посланник в Хельсинки или это были прямые указания из Москвы. В любом случае, всё это показывало, что отношения между Финляндией и Советской Россией не в том состоянии, в котором они должны быть. Если бы советский посланник, уважая суверенитет Финляндии, стремился избегать поводов для ненужных трений, то многие вопросы можно было бы решить в добром согласии.

Кроме того, мы всегда помнили о судьбе Балтийских государств, которая, как считали в дипломатических кругах в Москве и в мировой печати, ожидала и нас. У финнов из головы не выходили и действия Куусинена во время Зимней войны. Вследствие всего этого летом и осенью 1940 года мы, финны, оказались в одиночестве, и нас всё больше охватывало чувство беззащитности, страха и неуверенности в будущем. Мне казалось, что мы стоим на вершине вулкана. Не раз, когда меня приглашал Молотов, я ожидал ультиматум по какому-нибудь поводу.

Из моего дневника за 24.07.1940: «В 2 часа ко мне пришёл Ассарссон с рассказом, что по шведскому радио сегодня прошло сообщение о требовании Советского Союза к Финляндии полностью разоружить свои вооружённые силы и не допускать в дальнейшем их вооружения. Ассарссон спросил, так ли это. Ответил, что от Молотова я не получал ни малейшего намёка на этот счёт. Выразил удивление, откуда могут браться подобные слухи. Когда у меня был Ассарссон, в кабинет зашёл советник Нюкопп и сообщил, что секретарь Молотова спрашивает, могу ли я быть у него сегодня в 5 часов. Сообщил, что буду. Я полагал, что Молотов будет говорить со мной на тему, затронутую Ассарссоном, и соответственно подготовился. Я сильно нервничал. «Здесь приходится жить в постоянном напряжении, так как никогда не знаешь, что происходит и что тебя ждёт». На этот раз Молотов, который был со мной всегда любезен, передал проект соглашения о демилитаризации Аландских островов, после чего последовал продолжительный разговор о «преследованиях Общества дружбы». В общем, ничего серьёзного, но для одного раза достаточно.

«Трудный разговор с Молотовым о консульстве на Аландских островах, о союзе Финляндии и Швеции, о транзите через Финляндию германских военных, об ускорении решения по концессии на разработку никеля вновь свидетельствовал об имеющихся в отношении нас подозрениях. До тех пор, пока продолжается война, наше положение остаётся опасным. В высказываниях Молотова часто просматривались угрозы, как видно в моих телеграммах», – сообщал я в Хельсинки 28 сентября.

Во влиятельных кругах Финляндии существовало мнение, что Советский Союз вёл себя сдержанно до тех пор, пока Германия победно сражалась на Западе, но, когда из германского нападения на Англию ничего не получилось и вообще её наступление приостановилось, Советский Союз воспрял и стал более агрессивным и требовательным в отношении Финляндии (демилитаризация Аландов, требования в отношении никеля, транзит в Ханко). На мой взгляд, это представление было ошибочным. Как я отмечал ранее, Кремль поднимал проблемы Аландов и никеля ещё в июне 1940 года, а вопрос о транзите в Ханко – в начале июля, когда обсуждалось наше предложение о железнодорожном сообщении. Вопрос об оборонительном союзе Финляндии и Швеции стоял ещё в апреле. Позднее Кремль не поднимал никаких новых и важных вопросов. В то время продолжалось победное шествие германских войск. Военные действия Германии на Западе влияли на обсуждение наших вопросов, но, как мне кажется, в противоположном направлении. Их начало весной 1940 года и ошеломляющий успех в последующие месяцы вызвал озабоченность у СССР и наверняка заставил его по военным причинам задуматься о мерах по укреплению своей безопасности.

Настроения, царившие в Финляндии, а также мои собственные мысли отражает переписка с моим другом Таннером в декабре 1940 года. «Можешь быть уверенным, – писал Таннер, – что выпады в последние месяцы со стороны Советского Союза породили здесь многочисленные печальные чувства. Они как уколы иглой, мелкие, но держащие постоянно в состоянии нервного напряжения. От великой державы следовало бы ожидать более великодушных действий. А поскольку всё это сопровождается постоянным вмешательством в чисто внутренние дела Финляндии, как, например, во время последних президентских выборов, то это вызывает здесь всё растущее возмущение. По крайней мере, не делает лучше настроения в отношении нашего соседа. Одновременно петрозаводское радио ежедневно клевещет на Финляндию и рисует жизнь здесь в самом чёрном цвете. Так что идёт явная война нервов.

Было бы сейчас наше положение лучше, если бы год назад мы избрали иной путь? Мне кажется, ты думаешь, что мы совершили большую ошибку, когда отказались от соглашения со Сталиным. Я тоже так часто думал и особенно ругал себя во время войны за то, что, находясь в Москве, не выступал более твёрдо против позиции Хельсинки.