Моя рыба будет жить

Он уже слышал о пакете для заморозки и прекрасно знал все о его содержимом. Попросил поглядеть часы небесного солдата, она сняла их и показала ему. И что у мужчин за пунктик насчет часов? Он присвистнул сквозь дырку в зубах, разбудив пса, который поднял голову с выжидательным видом. Когда он закончил восхищаться часами, она вынула из рюкзака письма и тетрадь и бережно их развернула. Песик зевнул и заснул опять.

— Письма на японском, — сказала она, откладывая их в сторону, и взяла в руки тетрадь. — Но это — на французском.

Она заколебалась, глядя на его огрубевшие от работы руки, все в пятнах. Грязь глубоко въелась в трещины на пальцах, и под ногтями у него была чернота. Она пожалела, что не додумалась сделать ксерокопию. В его толстых пальцах тоненькая тетрадь казалась древней и очень хрупкой, но он обращался с ней так осторожно, переворачивал тонкие, как салфетка, страницы с таким бережным благоговением, что Рут была поражена. Он начал читать вслух:

10 d'ecembre 1943 — Dans notre grand dortoir, les soldats de l’escadron et moi, on dirait des poissons qui s`echent sur un 'etendoir. Seules les nuits de pleine lune, quand le ciel est d'egag'e, me procurent assez de lumi`ere pour 'ecrire… Mes derni`eres pens'ees, mesur'ees en gouttes d’encre.

Он поднял глаза:

— Вы что-нибудь поняли?

— Совсем немного, — призналась она. — Декабрь. Что-то о рыбах и полной луне. И вроде чьи-то последние мысли?..

В его улыбке сквозила жалость.

— Может, вы позволите мне оставить это у себя, чтобы сделать перевод?

Этот снисходительный тон вызвал у нее раздражение, но она вполне могла это пережить. По-настоящему ее заботила только сохранность старой тетради. Ей не хотелось отдавать ему тетрадь, но и обижать его ей тоже не хотелось. Пес проснулся, и, почувствовав, что встреча подошла к концу, встал и ткнулся носом Бенуа в руку.

— Ладно, — сказала она, наблюдая, как он, наклонившись, почесывает голову псу. — Как вы думаете, это займет много времени?

Он пожал плечами. Вопросы насчет времени не имели смысла на острове, но потом глаза у него прояснились.

— А, — сказал он. — Это для вашей новой книги?

— Нет, нет, — сказала она. — Мне просто любопытно.

Вид у него стал разочарованный. Он сложил тетрадь, как она была раньше, и потянулся через узкий стол за вощеной оберткой и конвертом. По крайней мере, он был аккуратен. Стопка сложенных писем попалась ему на глаза.

— Их писал тот же человек? — спросил он.

— На самом деле, я не знаю, — ответила она. — Я их еще не читала. Письменный японский очень трудно разобрать…

Ее оправдания его, похоже, не интересовали. Он взял в руки стопку писем и быстро ее пролистнул. Развернув одно, он разложил лист на столе. Пес, устав от ожидания, улегся опять.

— Только не говорите мне, что вы и по-японски читаете? — спросила она.

— Конечно, нет. Для меня это сплошные каракули. Но смотрите-ка. Ручка та же, и чернила, — он вновь открыл тетрадь и положил ее рядом с письмом. — И видите? Почерк похож, хотя писал он на разных языках.

Он был прав. Характер у почерка был один и тот же, тонкий и аккуратный, но полный жизни и очень энергичный. Рут удивилась, как она не заметила этого сама.

— Почему вы думаете, что это был «он»?

— Абсолютно точно он, — сказал Бенуа, постукивая пальцем по абзацу, который он только что читал по-французски, и прочел его вновь, на этот раз переведя на английский:

«10 декабря 1943 года — Мы спим все вместе в одном большом помещении, люди из моей роты и я; мы лежим рядами, как мелкая рыбешка, которую вывесили сушиться».

Он потянулся через стол и постучал по циферблату ее часов.

— Могу, конечно, только догадываться, но думаю, это все написал ваш небесный солдат.

2

По пути со свалки домой она заметила, что ветер поднимается опять, и решила заехать в Сквиррел-Коув купить продуктов и пополнить бак. Запасной канистры у нее с собой не было, но если горючее в генераторе закончится, Оливер сможет стравить немного из полного бака пикапа. Если, конечно, генератор опять заработает. Над горами висели низкие облака, и в горловине бухты ходили неспокойные волны под белыми шапками. Рыбацкая лодочка пересекала бухту, направляясь к правительственному доку. Над головой закладывал широкие круги белоголовый орлан. Было еще только слегка за полдень, но небо быстро темнело, и на дальней стороне бухты, в резервации клахузов, уже мигали огоньки.