Моя рыба будет жить

Дома свет тоже все еще горел. Она припарковала пикап и выгрузила коробку с продуктами. Проходя мимо поленницы, она услышала воронье карканье. Остановившись, она поглядела вокруг, гадая, была ли это джунглевая ворона, но птицы не было видно. Можно ли отличить их по карканью? В услышанном ею крике звучала тревога. Карканье раздалось опять, на этот раз издалека, а затем последовал долгий, с переливами, охотничий клич волков. Она двинулась к дому.

Оливер тоже готовился к шторму. Генератор был уже подключен и стоял в полной боевой готовности. Она разобрала покупки и, следуя вдоль тянувшихся по лестнице проводов, отправилась наверх. Дверь его кабинета на другом конце холла была открыта, и она решила заглянуть. Он сидел за своим столом в шумоподавляющих наушниках и, фальшиво насвистывая, бродил по интернету. Рядом спал кот на старом раздолбанном офисном стуле, который они привезли для него со свалки. Они называли стул «креслом второго пилота», и именно здесь было его самое любимое место. Кота они тоже на свалке раздобыли.

Шумоподавляющие наушники были ее, но она отдала их Оливеру, когда увидела, насколько они ему пришлись по душе. Ему нравилось, как они сдавливают голову. «Давление помогает мне думать», — говорил он, и теперь нужно было кричать, чтобы быть услышанной.

— Эй! — заорала она из дверей, махая рукой.

Кот моргнул и открыл один глаз. Оливер поднял взгляд и помахал в ответ.

— Ты дома, — сказал он, немного слишком громко. — Не слышал, как ты вошла. Ну что, получилось?

— Он собирается перевести это. Думает, это небесный солдат написал.

— Харуки номер один, — сказал Оливер. — Интересно, — он толкнул за подлокотник кресло второго пилота и стал наблюдать за медленным вращением Песто. — Хотелось бы знать, почему он писал на французском…

— Чтобы никто не смог прочитать? Бенуа сказал, что он прятал тетрадь от других солдат в отряде.

Оливер задумчиво крутанул кота.

— Идеальная мера безопасности, — сказал он.

В ту же секунду она вспомнила, откуда это. Как он мог запоминать раз услышанное с подобной точностью?

— Кто станет охотиться за старой книгой под названием `A la recherche du temps perdu? — продолжал он. — Так написала Нао. Выходит, она прятала свой дневник внутри Пруста, а он прятал свой, ведя его на французском. Похоже, тайные французские дневники — это семейная черта.

Он еще раз хорошенько крутанул кресло второго пилота, напоследок, и быстро отдернул руку, когда Песто, окончательно проснувшийся и крайне раздраженный, цапнул его лапой, зацепив когтем руку.

— Ай! — сказал Оливер, поднося ко рту палец.

— Так тебе и надо, — ответила Рут.

Кот соскочил с кресла второго пилота и прошествовал вниз по лестнице и вон через кошачью дверь.

— Когда я шла к дому, я слышала волков, — сказала она. — Они очень близко. Сам будешь виноват, если его съедят.

Оливер пожал плечами.

— Если его утащит волк — так ему и надо. Кармическое возмездие за всех тех бельчат, которых он передавил.

Он вновь надвинул наушники, но было видно, что он встревожен. Хорошо. Она пересекла холл, направляясь к себе в кабинет.

Тайные французские дневники — семейная черта. Ну конечно. Почему она сама не заметила этой связи?

Рут вошла к себе в кабинет; взгляд ее упал на подушку для медитации, и ей подумалось, что в нынешнем душевном состоянии было бы неплохо попробовать опять посидеть в дзадзэн — это могло бы помочь с памятью — но она этого не сделала. Она села за компьютер и залогинилась в свой Gmail.

Все еще никакого ответа от профессора Лейстико.

3

Прошло уже больше недели с тех пор, как она послала письмо, и теперь вдруг ей подумалось — действительно ли она его отсылала? Может, она написала письмо, а потом забыла нажать кнопку «ОТПРАВИТЬ». Или, может, соединение нарушилось и имейл так и не ушел. Подобные вещи случались гораздо чаще, чем ей хотелось бы признать. Она проверила папку «отправленные». Нет, вот оно, письмо, с датой и временем отправки. Девять дней! И куда девалось время?

Курсор пульсировал равномерно, нетерпеливо. Она скопировала имейл, присовокупила короткую вежливую записку, в которой просила прощения за настойчивость, и отправила опять. Ей не хотелось, чтобы он подумал, что она ненормальная, но девять дней?

Лицо у нее горело, и она приложила ладони к щекам, чтобы остудить их, ощущая смутное чувство вины, но за что? За то, что продолжает беспокоить профессора? За то, что пренебрегает собственной работой? За все время, впустую потраченное онлайн в безуспешной погоне за намеками из дневника? Внезапное исчезновение «Нестабильности женского “Я”» выбило ее из колеи. Это было подтверждение из реального мира, которого она так ждала, и вот оно ускользнуло. Может, нечестно было стремиться узнать больше, чем то, что написала девочка? Мир дневника становился все более странным и нереальным. Она не знала, как понимать историю с призраком. Верила ли Нао сама в то, что пишет?