Моя сестрица — серийная убийца

Честное слово, для такого разговора я слишком устала. На сегодня мой лимит сил исчерпан. Возможно, Мухтар вспомнит мои откровения целиком, включая место, куда мы сбросили трупы, и на этом все закончится.

— Предположим, чисто теоретически предположим, одному человеку известно, что некто совершил тяжкое преступление. Этот некто ему очень дорог. Как поступит человек? — Мухтар делает паузу.

Я откидываюсь на спинку стула и внимательно на него смотрю. Отвечать нужно предельно аккуратно, ведь я по неосторожности дала Мухтару шанс засадить нас с сестрой за решетку. Да и в чем его интерес, я пока не представляю.

— Из чувства долга этот человек обязан сообщить в полицию.

— Да, обязан, но подавляющее большинство не сообщит, верно?

— Разве?

— Большинство не сообщит, потому что мы инстинктивно предрасположены защищать тех, кого любим, и хранить им верность. Да и невинных в этом мире нет. Загляни в родильное отделение. Все те улыбающиеся родители и их новорожденные дети, кто они? Убийцы и жертвы. Да, да, каждый из них. «Самые любящие родители и родственники совершают убийство с улыбкой на лице. Они заставляют нас уничтожать свою самость, а это мини-убийство».

— По-моему, немного…. — Фразу я не заканчиваю. Слова не идут.

— Это цитата Джимми Моррисона. Я на такую мудрость притязать не могу. — Мухтар посасывает свое звездное яблоко. Он молчит в ожидании моей реакции.

— Ты собираешься кому-нибудь рассказать… об этом?

— Вряд ли слова бывшего коматозника прозвучат убедительно там. — Большим пальцем Мухтар показывает на дверь, отделяющую нас от внешнего мира.

Мы оба молчим. Я стараюсь замедлить бешеный пульс. По щекам текут непрошеные слезы. Мухтар не говорит ни слова. Он дает мне время осознать, что кто-то понимает, какие испытания я прохожу; что кто-то меня поддерживает.

— Мухтар, тебе известно достаточно, чтобы засадить нас за решетку до конца наших дней. Почему ты хранишь секрет? — спрашиваю я, вытирая лицо насухо.

Мухтар берет еще одно звездное яблоко и морщится от резкого вкуса.

— Твою сестру я не знаю. Твои коллеги говорят, что она красавица, но я ее не видел, поэтому она мне неинтересна. А вот тебя, — он показывает на меня, — знаю. Ты мне интересна.

— Ты не знаешь меня.

— Знаю. Я проснулся благодаря тебе. Твой голос звал меня. Я до сих пор слышу его во сне.

Мухтар — сама лиричность. Мне тоже будто сон снится.

— Я боюсь, — почти беззвучно шепчу я.

— Чего?

— Ее нынешний парень… Она может…

— Так спаси его!

Отец

Накануне дня, когда все закончилось, было воскресенье. Солнце палило нещадно.

Кондиционеры в доме работали на полную мощность, но я все равно чувствовала уличное тепло. Лоб покрывался капельками пота. Я сидела под кондиционером в гостиной второго этажа и перемещаться не планировала. То есть не планировала, пока меня не разыскала Айюла, вскарабкавшаяся по лестнице.

— У папы гость!

Мы перегнулись через балконные перила, чтобы подглядывать за гостем. Агбада[25] соскальзывала у него с плеч, и он постоянно ее поправлял. Накидка была густого синего цвета, настолько объемная, что худое под ней тело или жирное — под ярдами ткани не определишь. Айюла изобразила, как гость поправляет рукава, и мы захихикали. При гостях отца мы не боялись: он всегда вел себя образцово. Мы могли играть и смеяться, не опасаясь наказания. Гость посмотрел наверх и улыбнулся нам. Его лицо навсегда врезалось мне в память — квадратное, темное (куда темнее моего), а зубы такие белые, что телефон стоматолога он наверняка держал на быстром наборе. Я представила, как кусочек сыра застревает у него между задними молярами и он сломя голову несется к ортодонту. Мысль показалась мне такой забавной, что я поделилась с Айюлой. Та громко засмеялась, чем привлекла внимание отца.

— Кореде, Айюла, идите сюда! Поздоровайтесь с моим гостем.

Мы послушно спустились. Гость уже сидел за столом, и мама потчевала его яствами. Мы почувствовали, что человек важный, опустились на колени, как того требовали приличия, но он жестом велел нам подняться.

— Эй, не такой уж я старый! — вскричал гость. Они с отцом засмеялись, хотя что смешного — мы не поняли. От жары у меня чесались стопы. Скорее бы вернуться под кондиционер! Я переступала с ноги на ногу и надеялась, что нас вот-вот отпустят: надо же взрослым поговорить о делах. Айюла не отрываясь смотрела на жезл мужчины в агбаде, сверху донизу инкрустированный бусинами. Разноцветные, яркие, они завораживали ее, и она подошла ближе, чтобы их рассмотреть.

Гость замер, глядя на мою сестренку поверх чайной чашки. Увидев ее вплотную, он улыбнулся, но не так, как чуть раньше нам обеим.

— Твоя дочь — красавица.

— Да, правда, — отозвался отец, наклонив голову.