Если говорить начистоту, Александра череда последних событий совсем выбила из колеи. Он почти не спал, а только глядел ночами в потолок, прокручивая в уме все разговоры с Веллингтоном, какие только мог припомнить, и выискивая в них хоть какой-то намек на страшную правду. Что же он упустил? Сильнее всего его мучило разочарование в самом себе – он
Потом Блэквуд обычно читал блокнот мисс Бронте, принесенный им из тайника в первый же день, когда Рочестеры позволили ему покинуть склад. Он понимал, что следовало вернуть его хозяйке, но любопытство заставило заглянуть в написанное, и Александра сразу так пленил рассказ о подгоревшей овсянке на странице 27б, что остановиться он уже не мог.
На одних страницах излагалась история любви, зарождавшейся между мисс Эйр (выдуманной) и мистером Рочестером (тоже выдуманным), другие полнились захватывающими описаниями природы и людей. Блэквуд не слишком разбирался в литературе, но сразу уверился: мисс Бронте обладает несомненными способностями к изящной словесности.
В самом конце он наткнулся на такой пассаж:
Александр на минуту задумался над этим абзацем, помеченным в аккурат днем несостоявшейся свадьбы, и тщательно прокрутил в голове все фразы одну за другой. В них ему слышался живой голос Шарлотты, чувствовалась страстная убежденность в написанном. Убежденность не только героини, но именно ее собственная.
Блэквуд как будто приоткрыл потайную дверцу в ее сердце.
Конечно, нужно вернуть блокнот…
Он перечитал абзац еще несколько раз, а затем наконец уснул.
На следующее утро вся их компания устроилась на ящиках, сложенных в некие (весьма неудобные, впрочем) подобия диванов и стульев. Кому-то удалось даже раздобыть несколько комплектов одеял и подушек, так что получилось что-то вроде трех отдельных помещений – одно для девушек, другое для мужчин и третье – для мистера и миссис Рочестер, которые теперь не желали расставаться друг с другом ни на минуту, хотя совместное проживание разнополой пары представлялось остальным довольно скандальной вольностью. (Не забывайте, дело происходит в совсем другую эпоху. Тогда даже супружеские пары из высших слоев общества далеко не всегда спали в одной постели.)
Кстати, если говорить о скандальных вольностях, то мисс Эйр весьма часто и подолгу следила за Рочестерами краем глаза, не отдавая себе отчета в том, что при этом хмурится, и не обращая особого внимания на язвительные уколы мисс Бернс. Вот и сейчас…
– Ах, какая все-таки красивая пара, – мечтательно отметила Хелен, сидя на ящике рядом с Джейн и постукивая указательным пальцем по подбородку. – И по возрасту подходят друг другу. Ты только посмотри.
Та нахмурилась еще сильнее и толкнула призрачную подругу локтем, но, конечно, лишь пронзила воздух.
– Это просто грубо, – возмутилась мисс Бернс. – Я тебе тысячу раз говорила: совать руки внутрь привидений неприлично.
– Прости.
Мисс Бронте смотрела на подругу через «гостиную» между ящичными спальнями и наблюдала, как та дерется, а затем извиняется перед пустым местом.
– Сколько времени мы уже сидим тут без толку, – пробурчал Александр. – Надо же что-то делать!
– Что, например? – Бранвелл прошелся по складу, скрестив руки на груди и задумчиво насупившись.
Став пастором (насколько помнил Блэквуд), он повзрослел и возмужал гораздо заметней, чем за время службы в Обществе.
– Надо как-то стащить перстень с пальца короля, – предложила мисс Бронте. – Точнее, с пальца мистера Миттена. То есть физически – с пальца короля, но внутри короля, где, если я правильно понимаю, живет мистер Миттен?
– Так не означает ли это, что и палец тоже принадлежит Миттену? – Бран повернулся к Джейн. – Вы вот были одержимы призраком. Что скажете? Королевский это палец или миттеновский?
Но прежде чем мисс Эйр успела открыть рот, в разговор вмешалась мисс Бернс: