У меня горело лицо. Я так размашисто кивнула, что в чайнике заплескалась вода. Айлин тоже покраснела. Казалось, ей до смерти неудобно было мне об этом говорить.
– Значит, мне не забирать его из аэропорта? – спросила я, предполагая, что она скажет: «Что вы, забирайте, конечно», но Айлин поморщилась, словно не хотела говорить нет, но была вынуждена это сделать.
– По-моему, так будет лучше всего. Думаю попросить Джеймса, чтобы он взял это на себя.
Я почти переспросила: «Джеймса?» – но тут поняла, что она о Джиме.
– Ванесса, спасибо за понимание, – сказала Айлин. – Для меня это действительно важно.
Остаток дня я сортировала рукописи, читала их, но ничего не запоминала. У меня колотилось сердце и стучали зубы. От того, как Айлин сказала: «Вам лучше держаться от него подальше», у меня мороз шел по коже. Ее слова по-прежнему звенели у меня в ушах. Она произнесла «вам» так, словно я обуза.
На остаток семестра я завязала с травой, перестала так много пить. Все произошло случайно – я вдруг осознала, что не пила полторы недели, даже не пытаясь бросить. Я мыла посуду, прибиралась в ванной. Я даже регулярно стирала, не копила грязное белье так долго, что приходилось носить трусики от купальника.
Я все время натыкалась на Генри Плау. Трижды в неделю мы сталкивались в студенческом центре. Когда я расставляла по местам книги на своей работе в библиотеке, он появился из-за угла и чуть не врезался в тележку. Он стоял за три человека передо мной в очереди в кофейне под моей квартирой, и у меня внутри все перевернулось от того, что он так близко к моей спальне. Иногда, встречая Генри, я набрасывалась на него с глупыми вопросами насчет семинара, ответы на которые были мне уже известны. Однажды, проходя мимо, я игриво ударила его по руке, и он удивленно улыбнулся. В другие дни, когда мне казалось, что я вела себя слишком навязчиво, я игнорировала его, притворялась, что мы не знакомы. Если он здоровался, я прищуривалась.
Его курсовая была последней работой, которую я закончила. В пятницу днем на экзаменационной неделе я c еще теплыми после принтера листками побежала мимо пустых парковок и темных корпусов кампуса, чтобы застать Генри в кабинете. Все двери в коридоре, отведенном кафедре литературы, были закрыты, включая дверь Генри, но я знала, что он на месте. Прежде чем войти, я видела его освещенное окно.
Вместо того чтобы постучать, я просунула курсовую под дверь, надеясь, что он ее увидит, заметит на первой странице мое имя и кинется к двери. Я задержала дыхание, и ручка повернулась, дверь открылась.
– Ванесса, – потрясенным тоном произнес он. Поднимая с пола эссе, он спросил: – Как получилось? Мне не терпелось его прочесть.
Я пожала плечами:
– Не ожидайте слишком многого.
Он пролистал первые несколько страниц.
– Разумеется, я жду от вас многого. Все ваши работы чудесны.
Я помедлила на пороге, не зная, как поступить. Теперь, когда моя работа была готова и семестр закончился, у меня больше не было предлогов, чтобы общаться с Генри. Он сел, повернувшись ко мне и слегка подавшись вперед – язык тела человека, который хочет, чтобы ты осталась. Мне нужно было, чтобы он это сказал. Наши взгляды встретились.
– Можете сесть, – сказал он.
Это было приглашение, но выбор он оставил за мной.
Я предпочла сесть, остаться, и несколько секунд мы молчали, затем я улыбнулась и показала – с великодушием, подумалось мне – на уже до отказа набитые книжные полки над его столом.
– У вас в кабинете такой бардак.
Он расслабился.
– Да уж.
– Не мне вас судить, – сказала я. – У меня тоже всегда разгром.
Он обвел взглядом готовую обрушиться стопку манильских папок, неподключенный принтер на краю стола и его спутанные провода:
– Я говорю себе, что мне так нравится, но это, скорее всего, самообман.
Я закусила губу, вспомнив, сколько раз говорила то же самое Стрейну. Мой взгляд обежал кабинет, упал на верхнюю полку, где среди книг стояли два неоткрытых пива.
– Так вы здесь выпивку прячете.
Генри проследил за моей рукой.
– Если и прячу, то не слишком успешно. – Он встал, повернул бутылки так, чтобы мне было видно этикетки:
– А, – сказала я. – Пиво для умников.
Он ухмыльнулся.
– В свою защиту скажу, что это был подарок.
– Для какого случая вы их приберегаете?
– Да я вроде бы их и не приберегал.
То, что я собиралась сказать дальше, было очевидно. Генри словно задержал дыхание, ожидая, что я произнесу это вслух:
– Как насчет распить их сейчас?
Я произнесла это так шутливо, что он мог бы с легкостью ответить: «Ванесса, думаю, это не самая удачная мысль». Может, если бы его спросила о том же другая студентка, так бы и случилось. Но он даже не пытался изобразить сомнения, только вскинул руки, словно я не оставила ему выбора и он больше не в силах сопротивляться.
– Почему бы и нет? – ответил он.