Потом я достала свои ключи, потому что у меня в связке висела открывашка, и мы чокнулись бутылками. Теплая пивная пена ударила мне в нос. Наблюдать, как он пьет, было все равно что подглядывать за кулисы. Я видела его в баре, дома, сидящим на диване, лежащим в постели. Я спрашивала себя, оценивает ли он работы поздно ночью, хранит ли мою в самом низу стопки, специально приберегая напоследок.
Нет, он был не из таких. Он был хороший, прямо-таки мальчишка. Прежде чем поднести ко рту бутылку, он застенчиво улыбнулся мне. Это у меня были скрытые мотивы. Это я была совратительницей, заманивающей его в ловушку. Я с трудом удержалась, чтобы не посоветовать ему поумнеть, перестать быть таким доверчивым. «Генри, нельзя распивать у себя в кабинете пиво со студенткой. Вы хоть понимаете, как это глупо, как легко вы можете влипнуть в неприятности?»
Он спросил, буду ли я ходить на его семинар по готике в следующем семестре, и я сказала, что пока не знаю, я еще никуда не записывалась.
– Вам стоит на него записаться, – сказал он. – Время не ждет.
– Я всегда откладываю это до последнего. Я проебщица.
Я запрокинула бутылку и сделала щедрый глоток. «Проебщица». Мне понравилось так описывать себя Генри, который столько раз хвалил мой ум.
– Извините за грубость, – добавила я.
– Все в порядке, – сказал он, и я увидела, что выражение его лица чуть заметно изменилось. На нем появилась тень беспокойства.
Он расспросил о других моих занятиях, о моих планах на будущее. Не надумала ли я поступать в аспирантуру? Заявки на осень уже не принимались, но я могла бы заранее подготовиться к поступлению в следующем году.
– Не знаю, – сказала я. – Мои родители даже в колледж не ходили.
Я и сама не знала, при чем здесь это, но Генри понимающе кивнул.
– Мои тоже, – сказал он.
Если бы я решила поступать, он, по его утверждению, помог бы мне сориентироваться, и мой мозг уцепился за выбранное им слово – «сориентироваться». Я представила расстеленную по столу карту, наши склоненные друг к другу головы. «Ванесса, мы с этим разберемся. Ты и я».
– Помню, как было страшно, когда я впервые задумался о поступлении, – сказал Генри. – Я словно ступал на совершенно незнакомую землю. Знаете, прежде чем приехать сюда, я год проработал в частной подготовительной школе. Странно было учить этих ребят. Иногда казалось, что чувство привилегированности им внушают с рождения.
– Я ходила в такую школу, – сказала я. – Пару лет.
Он спросил, как называлась эта школа, и, когда я ответила: «Броувик», он показался мне ошеломленным. Он поставил свое пиво на стол, переплел пальцы.
– Школа Броувик? – переспросил он. – В Норумбеге?
– Вы о ней слышали?
Он кивнул:
– Странное совпадение. Я, эмм…
Я ждала, когда он договорит. Пиво отстаивалось у меня во рту, и на секунду мое горло так сжалось, что я не могла сглотнуть.
– Я дружу с одним человеком оттуда, – сказал он.
К моему горлу подкатила тошнота, а руки так затряслись, что, пытаясь поставить свою бутылку на пол, я ее сшибла. Она была почти пуста, но немного пива пролилось на ковер.
– О господи, простите, – сказала я, ставя бутылку, но снова ее сшибла, потом сдалась и бросила ее в мусорную корзину.
– Эй, все в порядке.
– Оно пролилось.
– Все в порядке.
Он рассмеялся, как будто я вела себя глупо, но, когда я откинула волосы с лица, он увидел, что я плачу, но это был не нормальный плач – просто слезы на моих щеках. Когда я так плакала, то даже не уверена была, что они вытекают у меня из глаз. Больше похоже было, что меня выжимали как губку.
– Какой позор, – сказала я, вытирая нос тыльной стороной ладони. – Я идиотка.
– Не надо. – Он озадаченно покачал головой. – Не говорите так. Вы в порядке.
– Чем занимается ваш друг? Он учитель?
– Нет, – сказал он. – Она…
– Она? Ваш друг – женщина?
Он кивнул с таким встревоженным видом, что я, наверное, могла бы признаться в чем угодно, и он бы меня услышал. Еще ни слова не сказав, я уже ощутила его доброту.
– Вы знаете кого-нибудь еще, кто там работает? – спросила я.
– Никого, – сказал он. – Ванесса, что не так?
– Меня там изнасиловал учитель, – сказала я. – Мне было пятнадцать лет.
Меня потрясло, как гладко прозвучала эта ложь, хотя и не знала, лгу ли я или просто не говорю правду.
– Он все еще там, – добавила я. – Поэтому, когда вы сказали, что кого-то знаете, я просто… запаниковала.
Генри поднес ладони к лицу, ко рту. Он снова поднял свое пиво, опять его поставил. Наконец он сказал:
– Просто в голове не укладывается.
Я открыла рот, чтобы объясниться, сказать, что я преувеличила и мне не следовало употреблять это слово, но он заговорил первым.
– У меня есть сестра, – сказал он. – С ней произошло нечто похожее.
Он смотрел на меня большими печальными глазами. Все его лицо казалось более кроткой копией лица Стрейна. Легко было представить, как он встает на колени, кладет голову мне на бедра, но не чтобы простонать, что он неизбежно меня уничтожит, а чтобы оплакать уже свершившийся поступок другого мужчины.
– Ванесса, мне так жаль, – сказал он. – Хотя я знаю, что от моих слов мало толку. Но мне очень жаль.