Моя тюрчанка

Я закусил губу почти до крови и почувствовал сильную пульсацию в висках. Но странно дело: никакие думки и опасения не могли окончательно остудить мое добела раскалившееся сердце и бурливо кипящий мозг. Я оставался бьющим себя хвостом по полосатым бокам взбесившимся тигром с широко раздувающимися ноздрями и оскаленной пастью. Хотя, покорный зову Ширин, я и последовал за моей девочкой прочь из кабинета. Оставив «медведя» под статуей Аполлона – как Щелкунчика под елкой – утирать кровь, слезы и сопли, да размазывать по кудрявым волосам мою обильную слюну, мы вышли и громко хлопнули дверью.

Офис «Сочной клубнички» жужжал, как пчелиный растревоженный рой – отовсюду, из-за каждой перегородки, на нас распахнутыми глазами глядели озадаченные и любопытствующие клерки. Дамочки удивленно поднимали подкрашенные брови, а сбитые с толку мужчины теребили кончики своих галстуков или белые воротнички рубашек. По-видимому, у кабинета Савелия Саныча были достаточно тонкие стены – и офисный народец хорошо слышал грохот от падающего кресла, а затем кряхтенье, вздохи и плач своего босса.

Интересно: что должен думать и чувствовать серенькая мышка менеджер, привыкший лебезить перед грозным, как крыса, начальником – когда этого начальничка не по-детски отпинали и заставили реветь, как малолетнюю девчонку?.. Для офисных рыцарей и дам «Сочной клубнички», еще даже не знающих всех подробностей скандала, крушение Кроноса, т.е. Савелия Саныча, имело эффект большого взрыва. Бледные перепуганные клерки переглядывались и перешептывались. То снова уставляли глаза на нас с Ширин, ступающих неторопливо и гордо, будто конкистадоры по завоеванной столице ацтеков. Да, моя красавица, как и я, шагала с высоко поднятой головой и дерзким взглядом. Будучи дальновиднее меня, милая, конечно, успела подумать обо всех возможных последствиях моей драки с Савелием Санычем. Но прямо сейчас, держась со мной за руку, Ширин ничего и никого не боялась. Ни жандармов, ни самого черта с хвостом и рогами. Лучистый, полный огня, взгляд моей девочки как бы говорил: «Мой мужчина меня защитил».

Клерки суетливо расступались, давая нам проход. Они все, разумеется, поняли: господин гендиректор хотел обзавестись новой любовницей-секретаршей, но – как бы это помягче сказать? – жидко обкакался. Завтра-послезавтра по офису, как масло по сковородке, растекутся слухи и о компьютере с разбитым монитором, и о раскоканных статуэтках. О том, что воображавший себя грозным божком «медведь» был позорно свален вместе с креслом-троном, получил изрядную порцию крепких пинков и потерял свои передние кроличьи зубы. Кое-кто из менеджеров будет охать и качать головами, негодуя на «понаехавших азиатов» (со мной была нерусская девушка, значит – по обывательской логике – во всем виноваты «проклятые чурки»). Но найдутся и такие, которые будут хихикать в кулачок и потихоньку перекидываться репликами: «А начальничку-то нашему здорово начистили рыло» – «Ага. Выбили из нашего главнюка немного спеси, как пыль из бабушкиного матраса».

Я с презрением и с не до конца утоленной жаждой мести смотрел на клерков. Так ворвавшийся в загон леопард на сотую долю секунды застывает с горящими, как жаркие угли, глазами, прежде чем начать рвать и потрошить жалостливо «мекающих» коз. Дрожащая, как овечий хвост, Изольда Ивановна, беспрерывно вздыхая, со стаканом воды протискивалась в направлении кабинета Савелия Саныча. Преданная боссу, как карманная собачонка, офис-менеджер верно унюхала, что господину директору, как никогда, требуется помощь.

Офисный планктон вжимался в стенки – не переставая таращиться на нас с Ширин с таким видом, как будто над головами у нас торчали рога или сияли нимбы. Я взглядывал на растерянных клерков – как черкал бритвой, так что те опускали глаза и втягивали головы в плечи. Врезав ногой в морду Савелия Саныча, я переступил невидимую грань. Надо было, как только чертов директор начал выплескивать на нас (а вернее, на мою милую) свои эротические фантазии, встать, с холодной вежливостью объяснить, что работа в «Сочной клубничке» моей девочке не подходит и, не дожидаясь реакции, уйти. Тогда бы нам не пришлось волноваться по поводу охранничков, миграционной полиции и «черной метки». Но сделанного шага не отменить: я пересек черту.

Теперь я жег офисных дядечек глазами. И мне хотелось – да, хотелось!.. – чтобы один из этих женоподобных увальней осмелился бы что-то вякнуть против нас с Ширин, загородил бы нам дорогу. О, тогда бы я, с лихостью индийского воина-раджпута, ринулся бы в новый бой. Как итог: перечень корчащихся на полу ублюдков пополнился бы еще на одно имя. Я верил: какого угодно длинного или пузатого клерка я свалю с такой же легкостью, с какой расправился с Савелием Санычем.

Если «пострадавшие» заявят на меня (хуже, если и на мою девочку) в полицию – государственная кара будет примерно одинаковая, независимо от того, только ли из «медведя» я вытряс пару кило дерьма, или, в придачу, и из другой крысы.